Когда с ее уст сорвались последние, полные сладости и горечи слова, Фэнси услышала за спиной все усиливающиеся аплодисменты. Она резко обернулась и присела в реверансе перед зрителями – хористами, танцовщицами и рабочими сцены. Потом помахала им рукой и, подняв чемоданчик с гримом, сошла со сцены, направляясь через зрительный зал в фойе. Ее остановили аплодисменты. Глаза Фэнси вновь наполнились слезами, когда она увидела, что почти вся труппа стоит и аплодирует ей. Не хватало только Пэтрис Таннер и Женевьевы Стовер.
И вдруг ее охватила паника. Коллеги вели себя так, словно она больше никогда не будет с ними работать. Фэнси выдавила из себя улыбку и подняла руку в прощальном приветствии.
Директор Бишоп и князь Степан смотрели на нее из заднего ряда зрительного зала. Князь вовсе не казался счастливым. По правде говоря, он выглядел чертовски рассерженным.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Что ты здесь делаешь? – эхом откликнулась Фэнси.
– Я спросил первым.
– Я спросила второй.
Степан криво усмехнулся.
– Тинкер сказал мне, куда ты поехала.
Фэнси высоко подняла чемоданчик.
– Хочу театральным гримом замазать шрам моей сестры.
Степан забрал у нее чемоданчик.
– Я отвезу тебя домой.
– Меня ждет карета.
– Я ее отослал. – Степан повернулся к директору: – Назначьте прослушивание, а о финансировании поговорим на следующей неделе.
Фэнси взяла князя под руку, и они пошли через пустое фойе на улицу.
Сев в карету, Фэнси повернулась к нему.
– Прослушивание для новой оперы начнется на следующей неделе?
Степан похлопал ее по руке.
– Вероятно, да.
Фэнси не могла сдержать нетерпения.
– Какая опера?
– «Девушка из Милана».
– Я не знаю такую.
Степан обнял ее за плечи и привлек к себе.
– Ты ее никогда не слышала, потому что она новая.
Фиалковые глаза засветились нескрываемым волнением.
– А кто композитор?
– Бишоп.
– Первый раз слышу, что он сочиняет музыку!
– Ты певица, мисс Фламбо, а не меценат, – ответил Степан. – Бишоп хочет, чтобы я финансировал постановку.
– И ты будешь финансировать?
– Вероятно.
– О, я так волнуюсь! – воскликнула Фэнси, впившись в него взглядом. – Пэтрис Таннер слишком стара, чтобы играть деву.
Не обращая внимания на ее слова, Степан осторожно положил ладонь ей на живот.
– Как себя сегодня чувствует самое младшее дитя Казановых?
Фэнси уныло улыбнулась:
– Он не любит утренние часы.
– Ты хотела сказать – она.
– Любит, не любит…
Высокий джентльмен стоял на вершине холма Примроуз-Хилл в самый темный и тихий ночной час. Он смотрел на женщину, такую безмятежную в смерти, и один за другим выкладывал на нее лепестки роз – с головы до ног.