— Ну уж… прям не можешь?
— Представь, Николай, не могу. Если честно, — боюсь работу бросать, ведь Катюша, она у меня умница, прозорливая, — годы‑то действительно не те. — Лозин говорил, знакомо улыбаясь краешком губ, а Полвин слушал, испытывая при этом странное, прямо живительное дыхание времени, словно ветерком потянуло из прошлого, — кадетской юности, первой любви…
— Боюсь на завалинке осесть, брюшком обрасти… — продолжал тем временем капитан. — Дома‑то оно, ясно, лучше. Андрюшка, внучок, растет, уже девятый годок шалопаю. — Лозин улыбнулся, и его взгляд просветлел. Любил он внука, видно было по всему. — А ты как, Коля? — вдруг спохватился он. Олюшка твоя уже, наверно, выросла совсем? Где она?
— Да разминулся я с ней, — со вздохом признался Николай Андреевич. Домой должна была сегодня вернуться, завтра ей двадцать, а меня вот, видишь, вызвали…
— Двадцать? — с уважением переспросил Вадим. — Да, неприятно, конечно. Выходит, не ты посвящать ее будешь? Или перенесешь?
— Да нельзя переносить, ты же знаешь, нехорошо это, — с сожалением ответил Полвин. — Хоть к потеряла смысл традиция, превратилась в ритуал но все равно, — обидно. Пришлось попросить Лисецкого, — помнишь, может, Кирилла? Ну как, он ведь третий человек в Совете, забыл?
Лозин нахмурил лоб.
— Нет, не помню, — признался он. — Да и когда он собирался в последний раз, Совет‑то? Лет двадцать назад?
— Ну, неважно, сосед он мой одногодка. У него две дочки‑близняшки… уже посвященные. Он поведет Ольгу сегодня ночью к нашему АХУМу.
— Да, печально… — сочувственно вздохнул Лозин. — Для меня это осталось неизгладимо. Как оттиск в голове на всю жизнь. Традиция или ритуал. называй как хочешь, но вещь правильная, нужная… Кто‑то ведь еще из древних сказал: можно не знать многих наук и быть образованным человеком, но нельзя быть образованным, не зная истории, — многозначительно заметил Вадим Петрович.
Полвин хотел что‑то ответить, но в этот миг к нему подошел порученец в форме служащего президентского дворца.
— Полвин Николай Андреевич? — осведомился он.
— Да?
— Вас ожидают в северном крыле, — доложил порученец. — Комната 127.
— Вот как? — Полвин заторопился. — Извини, Вадим, мне пора. Надеюсь, что найду тебя, когда разрешится вся эта сумятица. Не уезжай, не повидавшись со мной, ладно?
Лозин кивнул.
Николай Андреевич пожал ему руку.
Комната сто двадцать семь?.. — наморщив лоб, попытался вспомнить он, направляясь к северной лестнице. — Компьютерный зал, что ли?
* * *
Ночь выдалась теплая, мягкая.
Когда по крыльцу прошуршали шаги, Ольга заканчивала ужин, сидя на веранде за столом с матерью. Прислуживал им старый, уже порядком изношенный дройд по имени Степан. В детстве Ольга звала его на свой манер — Степ. Девочка, которая только начала говорить, безбожно коверкала все слова, а андроид — ничего, привык, и если в остальном речь Ольги быстро выправилась вместе с возрастом, то Степ так и остался Степом.