Они спустились в полумрак окруженной деревьями лощины.
Выскользнувший откуда-то луч прожектора внезапно осветил их таким ярким, ослепительным светом, что Бак чуть не съехал с дороги.
– Вот черт! – тихо сказал он. Остальные промолчали.
Он медленно подъехал к прожектору, установленному на площадке перед маленьким бараком. На залитую светом дорогу вышли двое минитменов. Это были молодые деревенские парни, но с хорошими винтовками.
– Куда направляетесь? – довольно добродушно спросил старший.
– В Монреаль, к месту жительства. – Бак показал свои канадские права…
Они ехали на машине с двигателем внутреннего сгорания, и их освещали электричеством, но Дормэсу пограничник показался часовым 1864 года, при свете фонаря изучающим паспорт подле деревенского фургона, в котором скрываются лазутчики генерала Джо Джонстона, переодетые рабочими с плантации.
– Ну что ж. Как будто все в порядке. Но у нас тут были неприятности с эмигрантами. Придется вам подождать батальонного командира, он придет около полудня.
– Послушайте, инспектор, это невозможно! У меня Монреале опасно больна мать.
– Это я уже не раз слышал. Может, вы и не врете. Но все равно вам придется ждать командира. Можете зайти и посидеть у огня, если хотите.
– Но нам необходимо…
– Вы слышали, что я сказал! – Минитмены взялись за ружья.
– Хорошо. Только мы вот как сделаем. Мы вернемся в Ист-Беркшир, позавтракаем там, умоемся и опять приедем сюда. Вы говорите, он будет в полдень?
– О'кэй! Послушай, братец, мне что-то чудно, почему вам вздумалось ехать здесь, когда есть превосходное шоссе. Ну, всего хорошего. Больше таких номеров не пробуйте! Нарветесь на батальонного, а он не такая деревенщина, как мы с тобой!
Беглецы уезжали с неприятным чувством, что пограничники смеются за их спиной.
Они попытали счастья у трех пограничных постов, и у всех трех их повернули назад.
– Итак? – сказал Бак.
– Что ж. По-видимому, надо поворачивать домой. Моя очередь вести машину, – устало сказал Дормэс.
Отступление было тем более унизительно, что во всех случаях пограничники удовольствовались тем, что посмеялись над ними. Клетка была слишком прочной, так что тем не о чем было беспокоиться. Единственным ясным ощущением Дормэса, когда они, поджав хвост, ехали назад, к насмешкам Шэда Ледью и удивленным восклицаниям миссис Кэнди, было сожаление, что они не застрелили хотя бы одного корпо, и он в исступлении повторял:
– Теперь я понимаю, почему такие, как Джон Браун, становились убийцами.