Дормэс подумал, что это ошибка. Мотоцикл с грохотом отъехал; он постучал в дверь, и ему открыли Лори да Найк и Сисси, вскрикнувшие в один голос:
– Милый!
Он мог только пробормотать:
– Ну вот!
С него стащили меховое пальто, и он стоял посред комнаты с ободранными обоями и совершенно пустой если не считать железной кровати, двух стульев и стола, – маленький человек с грязным лицом, бледным к худым, как после болезни; его когда-то холеные усы и борода казались пучками свалявшейся соломы, волосы космами свисали на шею, одежда висела клочьями, – старый, больной, унылый бродяга. Он опустился на стул и уставился на женщин. Может быть, они и настоящие – может быть, они действительно здесь; может быть, он и вправду на небесах и смотрит на двух самых главных ангелов, – но он так часто и так жестоко обманывался в своих видениях за эти ужасные месяцы! Дормэс разрыдался, а они утешали его, ласково гладя и даже не очень много болтая.
– Я приготовила для тебя горячую ванну.
– А я помою тебе спину.
– А потом мы дадим тебе горячего куриного бульона и мороженого.
Это было все равно что услышать: господь бог ожидает тебя на своем троне, и благословенны будут все, кого ты благословишь, и враги твои будут повержены в прах!
Эти святые женщины действительно достали длинную жестяную ванну, поставили ее на кухне, наполнили водой, согретой в чайнике и в кастрюле на печке, приготовили щетку, мыло, большую губку и такое длинное пушистое банное полотенце, какого Дормэс даже не помнил. А Сисси еще умудрилась привезти из Форта Бьюла его башмаки, рубашки и три костюма, которые казались ему теперь королевским одеянием.
Он в течение шести месяцев ни разу не принял горячей ванны, вот уже три месяца носил одно и то же белье и два месяца (в самую зиму) обходился без носков.
Если ли увидев Лоринду и Сисси, он почувствовал близость рая, то, медленно, с наслаждением погрузившись в горячую ванну, он окончательно уверился, что попал на небо и предался райскому блаженству.
Они вошли в комнату, когда он был еще полуодет, так же мало заботясь о скромности, как если бы он был двухлетним ребенком, с которым у него действительно появилось что-то общее. Они сначала посмеивались, но смех этот сменился приглушенными вскриками ужаса, когда они увидели его иссеченную спину. Но даже и тогда Лоринда сказала только: «О мой милый».
Если Сисси в свое время радовалась, что Лоринда избавила ее от материнских забот, Дормэс наслаждался ее заботами. Снэйк Тизра и трианонский концлагерь не баловали его заботливостью.
Лоринда смазала ему спину мазью, потом припудрила. Подстригла его, и не так уж плохо. Она готовила для него жирные, сытные блюда, о которых он мечтал, голодая в своей камере: бифштекс с луком, маисовый пудинг, гречневые пироги с колбасой, яблоки в тесте и грибной суп-пюре.