Так, пожалуй, в чересчур легкомысленном тоне, обсуждали объявление войны Мексике Джо Кэйли и Дормэс. Если они находили весь этот поход нелепым, то в их защиту следует сказать, что они считали нелепой всякую войну: и ту наглость, с которой обе стороны лгут относительно побудительных причин, и зрелище взрослых людей, по-детски радующихся возможности вырядиться в причудливые одежды и маршировать под примитивную музыку. Но войны, по мнению Дормэса и Кэйли, были не только нелепыми, но и страшными, потому что в каждой войне гибли миллионы людей, потому тысяч голодаюших младенцев – это слишком высокая цена за портупею даже для самого красивого и трогательного юного лейтенанта.
Но оба они немедленно отреклись от своего убеждения, что все войны нелепы и отвратительны, оба заявилили, что народные войны против тирании составляют исключение, как только узнали, что в Америке вспыхнуло народное восстание против всего корповского режима и что захват Мексики снят пока с повестки дня. Восстание охватило территорию примерно между Солт Сейнт Мэри, Детройтом, Цинциннати, Уичитой, Сан-Франциско и Сиэтлом, хотя на этой территории отдельные большие участки оставались верны президенту Хэйку, равно как, с другой стороны, вне ее многие обширные области примкнули к восстанию. Это была та часть Америки, которая всегда слыла наиболее «радикальной», – это неопределенное слово, видимо, означало «наиболее критически относящейся к пиратам». Это был район популистов, Беспартийной Лиги, рабоче-фермерской партии и Лафолеттов столь обширного семейства, что оно само по себе составляло значительную партию.
Как бы там ни было, ликовал Дормэс, восстание доказывает, что вера в Америку и надежда на ее возрождение не умерли.
Восставшие в большинстве своем голосовали на выборах за Уиндрипа, веря в его пятнадцать пунктов, веря, что он действительно хочет вернуть народу власть, украденную банкирами и промышленниками. Убедившись, что их снова обманули с помощью крапленой колоды карт, они вознегодовали; но они были заняты на полях и молочных фермах, на заводах и фабриках, и только когда им предъявили нагло-идиотское требование, чтоб они отправились в пустыню завоевывать дружественную страну, они проснулись и поняли, что, пока они спали, власть над ними захватила ничтожная шайка преступников, вооруженных высокими идеями, громкими словами и множеством пулеметов.
Восстание было настолько широким, что католический архиепископ Калифорнии и радикальный экс-губернатор Миннесоты оказались в одних и тех же рядах.
Вначале повстанцы были, пожалуй, немного смешны, как были смешны необученные и пестро одетые, плохо представлявшие себе свои цели участии революции 1776 года. Президент Хэйк в своем выступлении пренебрежительно назвал восстание «нелепым бунтом бродяг, не желающих работать». Вначале восставшие лишь выкрикивали ругательства, бросали камни отряды ММ и полицейских, пускали под откос воински поезда и уничтожали имущество таких честных граждан, как владельцы корповских газет.