Даже шутить заставила себя Груня, но тревога и грусть лились из ее глаз. И Виктор понял, почему: легко ли любому человеку точно знать, что кругом на многие сотни километров враги, а жить тебе или умереть — это зависит от находчивости и распорядительности самого обыкновенного парня, который к тому же всего лишь минуту назад поддался слабости и нюни распустил?
6
Неделю оставлял себе и товарищам Григорий на то, чтобы научиться не только ходить, но и бегать на ходулях; пригрозил, что того, кто не осилит урока, отстранит от участия в боевых операциях. Однако на утренней зорьке уже второго дня дед Потап, неизвестно где пропадавший всю ночь, устало опустился на завалинку и сказал, скручивая «козью ножку»:
— Сегодня ночью опять расстреливали…
Больше ничего не добавил, ничего не предложил, вообще мнения своего не высказал. Просто поставил в известность, а решение соответствующее принимать — дело Григория как командира.
Григории думал минуты две, не больше:
— Хватай автоматы — и айда!
Уже в лесу, когда была пройдена чуть ли не половина пути, он подумал, что еще дома следовало расспросить деда о том, сколько фашистов обычно бывает в конвое: ведь у него, Григория, вся боевая сила — три автомата, два из которых в руках старика и пацана. Подумать-то об этом подумал, но исправлять свою ошибку не стал, решил, что успеется и потом: сейчас надо просто еще раз взглянуть на то распроклятое место и уже там разработать план действий на ближайшую или какую следующую ночь. Однако, когда Григорий, расположившись почти на кромке уже знакомого оврага, вел еще только беглый осмотр местности, из-за колючей проволоки вышло восемь человек. Шесть — в гимнастерках и двое — в тряпье, которое еще недавно, похоже, было гражданской одеждой. Едва вышли они за проволоку — к ним подошли два охранника с автоматами.
Пленные взяли лопаты из кучи, видневшейся около ворот. Держа лопаты на плече, как винтовки, восемь зашагали к оврагу, метров на пять или чуть побольше опережая конвоиров.
Что-то страшное было в том, как шли эти восемь, как лениво, не подгоняя даже словом, плелись за ними вооруженные охранники, покуривая сигаретки.
— Гонят закапывать вчерашних… Потом и самих тут же, — прошептал дед Потап, хотя идущие никак не могли услышать его слов, будь они сказаны даже полным голосом.
Никакого плана не было у Григория, когда он спешил сюда. А увидел восьмерых обреченных — решение пришло само собой, казалось, без малейших усилий с его стороны. И удивительное спокойствие нахлынуло. Вместе с уверенностью, что все будет только так, как хочется ему. Именно спокойствие и уверенность явно прозвучали в его голосе, когда он сказал: