— Ну скорее, скорее, Леонушка…
Наконец они остановились возле высокого длинного сарая. Было это уже за окраиной города, насколько представлял себе Леонтий, на одном из хуторов, заселенных немецкими колонистами, появившимися здесь еще чуть ли не во времена Екатерины Второй.
Настя в изнеможении привалилась к низенькой дверце, вырезанной в широких воротах сарая, и, с улыбкой оглянувшись на Леонтия, несколько раз с перерывами стукнула железным кольцом.
— Кто? — негромко спросили за дверью.
— Это я, — проговорила она.
Щелкнул запор.
В сарае было совершенно темно, еще темней, чем на улице, но по запаху дегтя и кожи Леонтий понял, что они в клуне, куда зажиточный крестьянин ставит на зиму плуги, бороны, брички, вешает сбрую.
Настя уверенно отыскала в темноте каганец и зажгла его. Леонтий увидел в углу на нарах быстро одевавшегося мужчину.
— Та-ак, — сказал кто-то рядом с Леонтием.
Он оглянулся — чье-то искаженное злобой лицо смотрело на него.
— Та-ак, — повторил тот.
Леонтий узнал: Матвей! — и рванулся к нему, свалив каганец:
— Матюшка!
В наступившей темноте он услышал мягкое щелканье проворачиваемого барабана револьвера и торопливо сказал:
— Вы, товарищи, меня не знаете, но я из Красной Армии, я работник агентурной разведки резиденции Сумского направления Южного фронта.
— Ты провокатор! — крикнул Матвей.
— Провокатор среди вас Афанасий Гаврилов, — ответил Леонтий. — И уж от него прошу меня уберечь.
Вспыхнула спичка. Широкоплечий и высокий, несмотря на сутулость, мужчина зажег каганец, поднес к лицу Леонтия. Он узнал машиниста Цукановского рудника Харлампия Чагина. Тот смотрел на него внимательно, даже настороженно, но дружелюбно, и это так взволновало Леонтия, что он вдруг почувствовал, что не может, говорить — горло перехвачено судорогой.
— Поверить? — спросил Харлампий Чагин.
Леонтий кивнул. Он с такой силой сжал зубы, что лицо его одеревенело.
— Поверим, — ответил сам себе Чагин и обнял Леонтия.
И тот тоже обхватил его, прижал к груди, чувствуя, что по-прежнему не может ни слова сказать: начнет говорить и расплачется! Так они стояли несколько мгновений. И когда отпустили друг друга, Леонтий повернулся к Матвею. Тот смотрел на него глуповато-растерянно. Губы его дрожали. «Он же совсем мальчишка еще!» — подумал Леонтий.
— Времени мало, — сказал Харлампий Чагин. — Если делать, то быстро.
Настя ушла предупредить еще кого-то, а они втроем, по очереди неся пудовый ящик с динамитными патронами, побежали — где садами и задворками, а где темными улочками и переулками.
На окраину города, к Сергинской балке, подошли хорошо. Правда, почти одновременно с ними к мосту по дороге подскакало несколько всадников, но пока они совещались с часовыми, по клети шпал все трое поднялись к самым рельсам, осторожно передавая из рук в руки ящик.