Леонтий ответил не сразу и кратко:
— Приказ получил.
— От кого? — спросил Матвей насмешливо. — Докажи.
Леонтий пожал плечами:
— От того, от кого всегда получал. А доказывать… Чем я могу доказать? В таком деле бумаги не пишут.
— Может, по такому же приказу ты и меня тогда на переезде чуть под шомпола не подвел? «Стой! Стой! Хуже будет!» — это не ты кричал? Нашим и вашим торгуешь?
По уже въевшейся привычке скрывать за улыбкой обиду, Леонтий рассмеялся:
— При чем здесь я? Ты же сам, после того как ворота намазал, в скутовском саду на дереве сидел: нате, мол, хватайте, это я все устроил! Я бы только взятку дал, чтобы тебя не до смерти запороли. Что ты к составу прицепишься, как я мог рассчитывать?.. Ну а с кем я торгую? — увидев, что Матвей смотрит с прежним презрением, он прибавил, отвернувшись — ему не хотелось видеть его лицо: — Я со всеми торгую. Должен так. Ну и на деревьях без толку не торчу.
— Ты это не трожь! — крикнул Матвей.
— А ты не ори. Иди в свой отряд, и чтобы — все, забудь про меня. Харлампию обязательно скажи.
— Да что же я скажу? Что ты контра на самом-то деле? Что только прикинулся: «Я ваш, я с Южного фронта…» Так, что ли?
— Именно так и скажи. Не скажешь — большой вред Красной Армии принесешь. И чтобы потом, если даже на куски тебя резать будут, на этом стоял.
— Но мне-то как брата с такой славой иметь?
Леонтий, не оборачиваясь, проговорил:
— Что я тебе на это отвечу? Не маленький, понимаешь… Уходить будешь, дворами иди: Афанасий Гаврилов в переулке стоит. Он тебя в любой одежде узнает.
— Уйду, уйду, — повторял Матвей. — А только с какой рожей я в отряд вернусь? Ты думаешь, легко мне там теперь будет?..
Леонтий не ответил.
Когда дверь за Матвеем захлопнулась, Настя подошла к Леонтию, стала против него и, глядя в глаза, как в ту ночь, когда они отправились на хутор к Харлампию, спросила:
— Это правда?
— Что, Настенка?
— Что ты приказ получил?
С минуту он молчал. Если следовать тому, что говорил Василий, надо и с ней, как с Матвеем договориться, а лучше б, может, обмануть, уверить, будто все то было капризом, следствием страха, растерянности. Но как обмануть?
Он ответил:
— Правда.
Она взмахнула рукой, словно посылая привет:
— Оттуда?
— Оттуда, Настя.
— А ты и теперь большевик? Ты не сердись, что я спрашиваю.
— Да. Надо, чтобы все-все по-прежнему было.
— Хорошо, — ответила Настя. — Все так и будет. Можно я с тобой работать стану? Я тебе обещаю: от меня ни в жисть никто ничего не узнает. И в лавку ты меня возьмешь помогать.
Он опять ответил не сразу. Сгорит ведь. Тогда и он сгорит. Он-то пусть. Устал как-то очень сегодня. А ее — жаль.