«Донской епархиальный совет, принимая во внимание, что протоиерей Георгий Благовидов невольно оказался располагающим сведениями, являющимися высокой государственной тайной, соглашается с предложением об изоляции вышеупомянутого священнослужителя. Вместе с тем епархиальный совет доводит до сведения надлежащих лиц, что местом такой изоляции может являться только Соловецкий монастырь, куда о. Благо-видов и должен быть помещен без права совершать богослужения. Исполнение оного, как не подлежащее публичности, указанием атаманской канцелярии возлагается на контрразведывательное отделение…»
Соловки! Где эти Соловки! В Соловках давно сами монахи организовали трудовую коммуну. До Соловков тысячеверстное пространство Советов! Уж если даже он знал это, так неужели там, в Новочеркасске, все настолько потеряли голову?… Красные отбили удар на Воронеж. Как дальше повернется все дело, совершенно не ясно. Фронт держится, но истекают кровью казачьи войска, а эти там, в Новочеркасске, играют в мудрых и всемогущих. Подумать только! Ну какой тайной владеет Георгий Благовидов? На исповеди услышал бред выжившего из ума старца. Этот бред вдруг приняли за истину, соединили с «делом Бурдовина», и вот приказ: «Сослать попа в Соловки». Сослать на Луну!
А может, потому и сослать, чтобы не раскрыл, откуда все пошло? Краснов уже несколько раз говорил на заседаниях Войскового Круга о неких «новых технических средствах». Вот и надо запрятать концы.
Вторая бумажка была о том же.
«Ускорьте дело механика Бурдовина. Ответ нужен до 24-х часов. От него зависит планирование текущих операций по обороне железнодорожных подходов…»
Так и есть. Доболтались об этих «новых технических средствах».
Варенцов отшвырнул бумаги и приказал привести Бурдовина.
* * *
И вот он перед ним: седой, съежившийся, в пиджачке, в латаных брючонках. Тоже мне — чудотворец!
— Садитесь, — Варенцов кивает на стул.
Конвоиры уходят.
— Последний раз беседуем, — Варенцов говорит холодно, презирая себя за ту роль, которую играет в этой истории. — Одно из двух: или секрет свой раскроете, или…
Бурдовин, закрыв глаза, крутит головой:
— Не знаю я. Ничего не знаю.
— Вы подумайте, — продолжает Варенцов. — Вы можете Дон спасти. Услуга такая, что стоит задуматься.
Он говорит это, а сам уже в который раз думает: «А может, и верно не знает? В Новочеркасске профессора есть! У них спросили бы! Может, я и в самом деле невозможного требую? Я ж тогда перед ним дурак дураком! — он искоса приглядывается к Бурдовину: обросшее худое лицо, плотно сжатые губы, запавшие глаза. — А что, если и действительно никакого секрета у него нет?»