– Возьми ложку и ешь, – услышал я лысого. – Вон как ребенок уплетает. Вкусно?
– Да, – робко ответила девочка.
Некоторое время все было тихо за спиной, только стук ложек раздавался. Вдруг я услышал рыдание. Поначалу я подумал, что человека душат, и оглянулся.
Мужчина в очках загородил лицо руками. Его худые плечи тряслись.
– Тихо, – сказал лысый, взглянув на меня затравленно. – Ребенка напугал.
Мужчина в очках стих. Отнял от лица руки.
И я, и девочка, да и все в столовой смотрели на него.
– Зачем было ее убивать? – недоуменно спросил он.
Лицо у него было мокрое. Из носа текло.
– Пошли, – сказал лысый. И встал.
Девочка таращилась на мужчину в очках.
– Пойдем, – велел ей лысый.
– Я еще компот не выпила, – сказала девочка.
Он так взглянул, что она тотчас встала. Он схватил мужчину в очках за плечо и потянул. Мужчина покорно поднялся.
Я отвернулся к окну. Доел простывшие макароны.
За окном я видел территорию кинофабрики. Несколько корпусов.
Съемочный павильон. Стену под колючей проволокой. Вход в подземный бункер со своей охраной. Там была лаборатория. Я воображал себе темную комнату с кушеткой и проводами, идущими от нее к приборам, стеллажи со снами в жестяных коробках, стеллажи с делами на эти сны; дела составлены рукой той женщины или того мужчины, что плакал по ней.
Здесь, у окна, я увидел, как открываются ворота и на студию въезжает черная “эмка”.
Никуда меня не вызывали, следователь сам пришел в мою будку. И телефон на этот раз не предупредил. Со следователем был молодой близорукий человек. Он стенографировал в блокнотик. Я вообразил, что следствие ведется по делу убийства сотрудницы научно-исследовательской киностудии. Другого мне и в голову не пришло. И потому поначалу был откровенен до глупости. И вопросы его меня насторожили не сразу.
– В чем состоят ваши обязанности? – спросил следователь.
– Я киномеханик.
– То есть? Что вы конкретно делаете?
– Показываю кино.
– Что за кино?
– Что здесь лежит, то и показываю.
– Но сами вы что-то думаете о том, что показываете? Вы же видите, что показываете?
– Разумеется.
– Что – “разумеется”?
– Разумеется, и вижу, и думаю, и понимаю.
– А именно? Что же вы видите?
– Сны.
– Что?
– Да, почти в буквальном смысле. Ученые восстанавливают сны, так чтобы их можно было снять на кинопленку, вновь превратить в видения.
Следователь раскрыл учебник на моем столе. Брови его поднялись.
– Вам не кажется, что это довольно бессмысленное занятие?
– Что? Английский?
– Нет. Сны.
– Почему? Это ведь не лженаука. Их же все видят. Каждый человек. Это нельзя отрицать.
– Никто и не собирается.