– от прошлого, от себя. От того, что нужно быть первой, прокладывать мне дорогу. Тянуть за собой, как раньше.
Тогда я решила отвезти ее к бабушке, на Алтай. В Белокуриху.
Подумала – там, на природе, под присмотром старухи, она поправится.
Посмотрит на мир другими глазами. Увидит себя со стороны.
Переменится. И она не сопротивлялась. Отдала мне паспорт, мы собрали вещи. В аэропорту сидела тихо. В тех же затемненных очках. В какой-то нелепой клетчатой рубашке навыпуск.
Когда я вернулась из туалета, в баре ей уже подносили рюмку.
Схватила ее за руку, потащила. И снова увидела взгляд. Злой, ненавидящий. И одновременно затравленный, как у собаки.
Через четыре часа мы сели, пассажиры стали хлопать. Но лайнер не останавливался. Он катился, не снижая скорости, и я поняла, что машина неуправляема. Что сейчас произойдет что-то непоправимое.
Нас тряхнуло, повело в сторону. Посыпались сумки, стало темно. Потом раздался удар. Страшный, справа. Как будто самолет вскрывают, как консервную банку.
Сразу повалил черный дым. Сверху падали вещи, кто-то наступил мне на спину, я закричала. Рванулась вверх, но меня сшибли. И я потеряла сознание, отключилась.
Я лежала в темноте, без движения – как в утробе. Пока не почувствовала толчки. Кто-то дергал меня, тянул. Выталкивал. И я очнулась. Ко мне вернулись звуки, мир наполнился криками. Живот свело от страха; и дышать нечем. Я рванулась на голос стюардессы.
Свалила с себя чье-то тело, стала карабкаться на четвереньках.
Кусалась, чтобы пробраться к выходу, на воздух.
На трапе меня кто-то подхватил, потащили волоком.
„Сейчас рванет!” – кричали.
Мы, несколько человек, побежали. На ходу я озиралась, но моей сестры нигде не было. Помню, между гаражами торчал белый хвост лайнера. И дым – черный, клубами.
Потом мы долго шли по какому-то проспекту. Навстречу попадались люди, ехали машины. Никто не обращал на нас внимания.
На трапе я содрала кожу, по ногам текла кровь. Стала вытирать на обочине. Остальные тупо шли дальше. Наконец в сторону взлетной полосы понеслись пожарные машины. „Скорая помощь”. Меня заметили, подобрали. Так я оказалась в аэропорту.
Мне выдали куртку, „Анорак”. Сунули в руку чашку кофе с транквилизаторами.
„Вы одна?”
„Вы летели одна?”
Я мотала головой.
„В клочья, – говорили двое рядом. – Тех, кто не успел выбраться, разнесло в клочья”.
Меня зарегистрировали, через полчаса список уцелевших висел на стене. Я стала читать фамилии, но сестры в списке не было. Внутри все оборвалось. В кожу впились тысячи ледяных иголок. Но в тот же момент я почувствовала облегчение. Что теперь я свободна и никто не будет мешать жить дальше.