- Что прикажете с вами делать? Немедленно расстрелять или передать в военный трибунал?! - загремел полковник.
- В чем дело? В чем я провинился? - взволнованно спросил я.
- В чем дело? Вы не выполнили приказа командира дивизии и не прибыли вовремя в район сосредоточения! Вы вскрыли нашу группировку и уже засечены вражеской авиацией!
Молча стояли мы с Ткачевым, терпеливо и виновато выслушивая заслуженные обвинения. Я сознавал свою вину. Не надо было устраивать привал. Но ведь хотелось сделать как лучше, хотелось подтянуть батальон и держать его в кулаке.
- А вы, собственно говоря, кто такой?
Вопрос комиссара несколько охладил пыл незнакомого полковника.
- Я? Я - полковник Арман, заместитель командира танковой дивизии. И отвечаю за доставку вас на фронт.
- А где вы были ночью? - со злостью спросил Ткачев. - Знаете ли вы, что танки Т-26 и БТ, которые вы нам передали, растянулись на десятки километров?
- Это отговорка! Вы с командиром батальона струсили, вот в чем дело...
До сих пор я молчал, сдерживая себя, как положено перед старшим начальником, но, когда услышал обвинение в трусости, молчать больше не мог.
- Разрешите, полковник, следовать дальше. А трибуналом меня не пугайте. Советский трибунал разберется, что к чему.
Полковник Арман продолжал свирепствовать.
Расслышать его слова я уже не мог. Мимо промчалась рота Т-34. Затем мы услышали гул самолетов, заставивший всех поднять головы к небу. На большой высоте в воздухе появилась группа вражеских машин. Мне показалось, что они не заметили нас. Но это только показалось. Сначала развернулся и прошел над дорогой ведущий самолет, за ним - второй, третий...
Я вскочил в танк и успел по радио скомандовать:
- Ускорить движение, увеличить дистанцию, развернуться! Вперед, за мной!
Танки, поднимая пыль, свернули с дороги, развернулись, на предельной скорости понеслись вперед.
С неба посыпались фугаски. Они падали в стороне от дороги. Но экипажи Т-26, предчувствуя недоброе развили невиданную для этих танков скорость. Перепрыгивая через кюветы, они мчались в сторону города.
От разрывов огромных фугасов содрогалась земля. Я остановил свой танк у обочины дороги. Откинув назад люк башни, с тревогой следил за действиями вражеских самолетов. Страх за свою жизнь отошел на задний план. Голова была заполнена другим: "Неужели весь батальон погибнет от бомбежки, не вступив в бой? Тысячу раз прав был тот грозный полковник, когда разносил меня... Ведь могли же мы проскочить этот опасный участок ночью!"
Бомбежка длилась еще несколько минут. Потом гул моторов в воздухе стал постепенно стихать, фашистские самолеты отвалили в сторону, улетели на запад. Только тогда я увидел недалеко от себя Армана и Ткачева, стоявших у одинокого дерева. Полковник не казался уже таким грозным и страшным, из-под суровых сросшихся бровей светились его умные, выразительные глаза.