В ночное время нам не удалось выйти в эти леса. Начало светать. Колонна растянулась. По-прежнему отставали Т-26.
- Этак мы не доберемся к фронту, - недовольно заметил Ткачев.
- Без танков идти к комдиву нам нечего, - говорю ему и решаю завернуть батальон в лес, дозаправить машины, подтянуть отставшие танки и заодно разведать дороги.
Вместе с комиссаром и начальником штаба обходим подразделения.
В ожидании кухни усталые, запыленные танкисты приткнулись кто где. Спали в танках, под кустами, на снарядных ящиках. Водители, как всегда, копались в моторах.
- Нам повезло, - говорит мне Ткачев.
- Пока не вижу этого. Боюсь, что утром нас засекут и дадут жару.
- А в чем нам все-таки повезло? - включился в разговор начальник штаба Коханюк.
- Ну как же! - оживился Ткачев. - Наш батальон на девяносто пять процентов состоит из комсомольцев - курсантов Харьковского танкового училища. Я с ними вчера беседовал накоротке. Ребята рвутся в бой и, надо полагать, проявят себя с самой лучшей стороны.
Мимо нас проковылял пожилой мужчина в красноармейской форме.
- А этот комсомолец откуда взялся? Тоже из Харькова? - бросил реплику Коханюк.
Его шутка вызвала у окружающих улыбку. Я тоже не удержался. Остановил красноармейца.
Это был фельдшер батальона Лаптев. Весь его вид говорил о том, что он впервые облачился в военное обмундирование.
- Как вы попали на фронт? - спросил я улыбаясь.
- Пошел добровольцем, товарищ комбат! - сердито огрызнулся военфельдшер. - А вот вы как попали?
- Тоже добровольцем, - смущенно ответил я, понимая, что допустил бестактность.
Завтрак затянулся. Помпохоз у нас оказался нерасторопным, не имел еще опыта приготовления пищи на ходу, во время марша.
А между тем вовсю уже пригревало раннее июльское солнце. Подкрепив силы часовым отдыхом, мы на больших скоростях, на увеличенных дистанциях понеслись по открытому Ржевскому тракту.
Приближался город Белый. Кругом виднелись следы недавней бомбежки. Время от времени попадались остовы машин, опрокинутые вверх колесами пушки. По обочине дорог были разбросаны ящики, бочки. Кверху поднимался сизый дымок тлеющей резины. Нелегко оказалось проскочить последний участок пути: фашистская авиация держала под бдительным контролем фронтовые дороги.
Оставив легковушку, я пересел в танк. В безветренную погоду от гусениц поднимается высокий столб пыли. Вот почему я долго не мог сообразить, откуда взялся полковник, стоявший у дороги и загородивший нам путь своей машиной.
Энергичным взмахом руки он приказал остановиться. Я предстал перед разъяренным человеком. Его черные гневные глаза, нахмуренные густые брови и даже бритая голова чем-то напоминали мне Отелло.