Он не хотел останавливаться, это произошло совершенно непроизвольно.
— Что случилось? — спросила Юджиния.
— Ничего, — ответил он и закрыл ее губы своими. Потом он будет вспоминать, что именно тогда, в
последний вечер в Греции, он впервые почувствовал это.
Они заснули поздно ночью в объятиях друг друга, их губы слились в поцелуе. Он не знал, любил ли он ее, но это было близко к любви. Ближе всего в его жизни.
Наутро они немного проспали и неслись в аэропорт как угорелые. Юджиния подсказывала ему дорогу, на что он не обращал внимания сначала, подчиняясь.
— Ничего страшного, мы полетим на следующем самолете, — успокаивала она.
— Я никогда никуда не опаздываю, — гордо говорил он. Юджиния улыбалась. Машину, казалось, выбрасывало в обрыв на виражах, но это его как будто не волновало.
— Ты, правда, необыкновенный водитель!
— Ты так и не заметила этого, когда я был твоим шофером?! — пошутил он.
Она обняла его шею:
— Нет, тогда я думала о другом…
— А сейчас…
Она стала покрывать поцелуями его лицо. Так что оставшуюся часть пути он вел вполуслепую. И это ему в ней дико нравилось: ее абсолютно не волновало, что они едут в машине. Она полностью доверяла ему. Во всем. И была где-то в глубине, на самом донышке, безрассудная, хотя все это и стягивалось, затягивалось папиным воспитанием.
Александр знал, несмотря на виражи, что в машине они никогда не разобьются. Немыслимо было, чтобы так безумно любить машину — и в ней разбиться. Он твердо верил в это, его судьба была другая. На площадь аэровокзала они влетели, не тормозя. С четвертой он врубил первую, не трогая тормоза, тут же выбросив руку перед грудью Юджинии, задержав ее, и машина, затормозив, дико визжа, заюзив влево-вправо, остановилась. Это был его московский финт, один из них. Ему понравилось, что он еще помнил его. Не забыл.
Супруги выскочили из машины, отдав служащему ключи и карточку с адресом, по которому машина должна быть доставлена.
В битком набитом аэроздании Юджиния показывала, куда идти и два раза что-то ответила по-гречески. Наконец до Александра дошло, и он остановился.
— Так ты была уже здесь?!
— Несколько раз. И одно лето мы жили на острове.
— Почему же…
— Я не хотела мешать тебе открывать для себя новое. Я знаю, тебе это так нравится.
Он поразился такту этой девочки, хотя он многому поражался в Юджинии.
Он стал целовать ее щеки, глаза, губы. Как будто им некуда было спешить. Или не надо было нестись на вылет.
Первый раз (и последний) она отстранилась сама. И сказала:
— Я хочу, чтобы ты никуда никогда не опаздывал!
Он смеялся и не мог оторвать взгляда от Юджинии. Она была чудо. Если ему нужно было благодарить сию бессмысленную, бестолковую жизнь, то только за эту девочку, за этот дар.