Когда мы поели, я спросил Дорода:
– Скажи, как же все-таки ты станешь учить меня видеть глазами взрослого, а не ребенка?
Он довольно долго не отвечал, потом сказал:
– Прежде всего, ты должен быть к этому готов.
– И что для этого нужно?
– Послушание и доверие.
– Неужели я не проявляю должного послушания?
– В душе – нет, не проявляешь.
– Откуда ты знаешь?
Он лишь молча посмотрел на меня, и в его взгляде я прочел презрение и жалость.
– Так скажи же, что я должен сделать? Как мне доказать, что я тебе полностью доверяю? – воскликнул я.
– Ты должен проявить послушание.
– Хорошо, ты только скажи, что надо делать, и я все сделаю.
Я очень не любил эти словесные перепалки; мне совсем не хотелось с ним спорить, зато ему, видимо, именно этого и хотелось. И, добившись своего, он заговорил со мной совершенно иначе, очень серьезно:
– Тебе вовсе не обязательно идти дальше, Гэвир. Путь ясновидца – тяжкий путь. Тяжкий и страшный. Я, конечно же, всегда буду с тобой, но ведь путешествия совершаешь именно ты. А я могу проводить тебя лишь к началу пути, но не могу за тобой последовать. Тут важна только твоя собственная воля, только твоя смелость; и только твои глаза действительно способны видеть. Если же тебе вовсе не хочется совершать великие путешествия, оставим все как есть. Я тебя заставлять не стану – это не в моих силах. И ты можешь хоть завтра уйти от меня и вернуться в деревню Восточное Озеро. Твои детские видения еще будут порой к тебе возвращаться, но постепенно станут слабеть и вскоре совсем прекратятся, ибо ты утратишь способность заглядывать в прошлое и будущее. А после этого ты станешь жить, как обычный человек. Если, конечно, ты именно этого и хочешь.
Весьма смущенный его словами, я растерялся, но, чувствуя в них некий вызов, все же сказал:
– Нет. Я же говорил, что хочу узнать, в чем моя сила.
– Хорошо. Ты это узнаешь, – сказал он с тихим торжеством.
И с этого вечера Дород стал обращаться со мной и мягче, и одновременно требовательнее. Я же решил полностью ему подчиниться, не задавать лишних вопросов и постараться действительно выяснить, в чем моя сила и насколько она велика. Дород снова потребовал, чтобы я каждый третий день постился, и очень строго следил за тем, что я ем, не позволяя мне употреблять в пищу ни молока, ни зерна. Зато прибавил к моему рациону некоторые другие вещи, которые называл «священными»: яйца уток и некоторых других диких птиц, коренья шардиссу, а также эду, мелкие грибочки, что растут обычно в ивовых рощицах; все эти продукты нужно было есть сырыми, и Дород очень много времени тратил на то, чтобы их раздобыть. Шардиссу и эда были просто отвратительны на вкус и вызывали у меня тошноту и головокружение, но, к счастью, съесть их нужно было совсем чуть-чуть.