Меня всего жгло. Слава богу, никто не видел, как мы шли вдвоем с Лешкой и ревели. Я ковылял впереди, Лешка за мной. Мы шли напрямик через лес примерно с полчаса и ушли версты за две, потому что выстрелы стали тише, и здесь нам показалось гораздо безопасней.
- Что теперь? - сказал я. - Дальше что?
- Кабы знать, куда идти.
- Ищи дорогу, - сказал я. - Ищи, Лешка.
- Надо искать - да, - сказал он, - а то заплутаем, как бы в обрат не наскочить...
- Левей надо.
- Верно, и я так помню. Там много дорог должно сходиться, помнишь? Когда сюда шли, я запомнил.
А я ничего не запомнил, я тогда не обращал внимания на дороги. Я горожанин, и не было у меня этой привычки. Я сказал:
- Теперь ты иди впереди, Лешка.
Он прошел мимо меня вперед, и я побрел за ним.
Ах, горько так идти по своей земле среди бела дня, идти и знать, что ты идешь не по своей воле, не гуляешь, не грибы собираешь, нет, ты бежишь, скрываешься, спасаешь свою жизнь от злого и наглого осквернителя, и нельзя тебе остановиться и принять бой. Горько так идти, никому не пожелаю, трудно! Но мы шли, нужда гнала. Мы шли напролом, продираясь сквозь подлесок, сквозь тесные группы молодых деревьев, стоящих густо, непроходимой стеной. Исцарапались мы, еще больше изодрались и плутали, но был у нас все-таки какой-то собачий нюх, да и сама земля, наверно, помогала, ведь мы были ее дети, и минут через сорок мы все-таки выскочили на дорогу.
- Смотри-ка - никого, - сказал Лешка.
Он посмотрел на меня, и я понял, о чем он думает... Я и сам этого боялся.
- Неужели мы одни? - спросил я у Лешки. - Неужели мы одни ушли?
- Прямо не знаю, - сказал он упавшим голосом.
- Может, постоим немного?
- Дай освоиться, - сказал Лешка.
Мне почудился треск сучьев.
- Тихо! - сказал я шепотом. - Идут!
- Фриц?
- Не знаю...
- Прячься...
И Лешка зашел за огромную ветлу, стоявшую у дороги. Мы спрятались за кривое двустволое ее тело.
- Не может быть, чтоб фриц, - шепнул Лешка.
Треск становился все сильнее, ближе к нам, и противно было то, что у меня забилось сердце. Но я решил, что, если это фашисты, я брошусь к ним навстречу и хоть одного да задушу. Среди деревьев замелькали какие-то силуэты, и я увидал ватники. Лешка перевел дыхание: наверно, и он переживал. На дорогу вырвались люди. Это были Степан Михалыч, Каторга и Тележка.
- Вот она, дорога, - сказал Степан Михалыч. - Сейчас определимся - что и как. Не робь, Телега!
- Москва где? - жадно спросил Каторга.
Степан Михалыч встал на дорогу и резко рубанул рукой куда-то наискосок и вправо.
- Вот, - сказал он, - так держать, и будет тебе Москва.