Сильная рука откидывает полог, скрывающий вход в чум. Появляется смуглолицый молодой человек. Блестящие черные волосы, перетянутые на лбу ремешком, спадают на плечи. Ламутский кафтан, расшитый узорами, облегает тонкий стан. Под кафтаном — нагрудник, расцвеченный бархатом и бисером, на поясе — нож с вырезанной рукояткой, в разрисованных широких ножнах.
Ну и костюм! Человек точно снял его с витрины этнографического музея.
Бронзовое лицо с орлиным носом и широкими скулами невозмутимо, холодно как лед; лишь черные монгольские глаза настороженно блестят под сдвинутыми бровями. На своем непонятном гортанном языке человек в расшитой одежде бросает несколько отрывистых слов старику.
— Крепкая Рука говорит: «В чум заходите, чай пить…» — переводит старик по-ламутски.
— «Крепкая Рука»? Что он, индеец, что ли?
— Прозвище, однако… — Ромул протягивает ему широкую ладонь.
Черноволосый в замешательстве касается загорелой руки бригадира длинными пальцами.
— Совсем дикие люди!.. — ворчит Ромул, пролезая в черное отверстие чума.
Черноволосый небрежно кивает Пинэтауну. Интересно, крепкая ли действительно у него рука? Но он не подает ее — прикладывая узкую ладонь к сердцу, склоняется, приглашая в жилье. Замечаю быстрый, как молния, взгляд. Глаза его сузились, сверкнули недобрым огнем. Не пырнет ли, чего доброго, ножом в спину?
Сгибаюсь в три погибели, протискиваясь в чум. После света ничего не вижу.
— Садись, — приглашает Ромул из тьмы.
Усаживаюсь между Ромулом и Пинэтауном на мягкую шкуру. В чуме прохладно. Мелодично звенят монисты. Женщина вздувает огонь в очаге. Длинные косы свиваются змеями, блестят браслеты. Вспыхнувшее пламя освещает смуглое лицо, темные большие глаза, красиво очерченные губы.
Пинэтаун рассматривает женщину слишком пристально, с тревожным любопытством. Ах, вот в чем дело: она похожа на пропавшую Нангу, как родная сестра. Опустив ресницы, красавица ставит низенький столик, расставляет чашечки, выточенные из березового корня. Пинэтаун ерзает, едва сдерживая волнение. Нанга оставила нам точно такую же чашечку.
Крепкая Рука молча садится у столика на шкуру молодого оленя. Старик устраивается на корточках у порога, с наслаждением раскуривая трубку. Видно, давно он не курил. Женщина, не поднимая глаз, разливает крепкий, ароматный чай в березовые чашечки. Ставит деревянное блюдо с дымящейся вареной олениной. Пододвигает к нам блюдечко с посеревшими кусочками сахара. Долго хранились эти кусочки для почетных гостей.
Словно не замечая меня, Крепкая Рука обращается к Ромулу.
— Откуда пришли, далеко ли ваше стойбище? — переводит старик.