Один на один (Внуков) - страница 40

Я упражнялся так раз пять за ночь. Когда стало светать, я уже не замечал ничего, кроме проклятых муравьев. Тело пылало от укусов и мерзло одновременно. Суставы ломило. Голова кружилась. Я молил природу об одном только — чтобы поскорее кончился дождь и вместе с ним ушла бы от меня эта рыжая напасть.

А дождь не кончался.

Видимо, все тучи мира собрались над островом.

В полузабытьи я наконец увидел серый рассвет, мокрую траву кругом, струи, стекающие по листьям кустов.

Подбросил в слабо дымящий костер последние сухие сучья и выполз наружу. Надо искать топливо.

Сырая одежда мгновенно промокла и приклеилась к телу. Черт с ней…

Я покрутился по полянке в ирокезском танце, чтобы согреться, и полез по склону вверх, к деревьям, под которыми еще не собирал сучья.

Все кругом плыло и покачивалось, будто во сне. Деревья тенями стояли за завесой дождя. А дальше — ничего, серая холодная мгла. Каким унылым, каким страшным местом был во время ливня мой остров!

Под первым деревом лежал огромный сук, сломанный шквалом. Я не смог его даже приподнять и стал искать другие, поменьше.

Ветер поработал вовсю, сучьев на земле валялось порядочно, но маленьких почему-то не было. Я ползал под ледяным душем по мокрой земле и не находил ничего. Топор бы сюда, хоть какой-нибудь, даже каменный…

Наконец удалось найти короткий обломок. Потом еще несколько, тяжелых от пропитавшей их воды. Скользя по раскисшей земле, весь вывалявшись в грязи, я спустил их к палатке.

Костер совсем захирел. От него осталось несколько слабых угольков, прикрытых слоем пепла и несгоревших веток. Я настругал эти ветки ежиками, осторожно положил их на угли и начал раздувать. Когда язычки огня снова начали облизывать дерево, я принялся кромсать ножом те сучья, которые принес. Они оказались мокрыми только снаружи. Скоро я снова сидел у огня, обогревая то живот, то спину.

Обогревая…

Джинсы, куртка, рубашка, кеды были настолько пропитаны водой, что я чувствовал себя, как в скафандре. Сквозь этот скафандр тепло от огня едва пробивалось к телу. И чем сильнее я мерз, тем больше злился на самого себя.

Злился, что проснулся в тот день на катере так рано и черт дернул меня выскочить на палубу и попасть под эту несчастную волну.

Злился на авторов приключенческих книжек, которые выдумывали для своих героев теплые удобные острова и давали им в руки ружья, топоры и одежду.

Злился даже на то, что упросил отца устроить меня на катер в группу планктонщиков…

А дождь все хлестал, то усиливаясь, то ослабевая, и злость моя переходила сначала в уныние, а потом в какое-то отупение.