Рядом возник какой-то шорох, и Гентри вздрогнул, потому что в ладонь внезапно ткнулось что-то влажное и холодное.
Посмотрев вниз, он увидел Черча, который, дрожа всем телом, остановился рядом, тревожно обнюхивая одежду Фрамера.
Только тут до сознания Гентри начало доходить, что вокруг стоит гнетущая тишина, которую нарушал лишь отдаленный ритмичный звук капели.
Обернувшись, он посмотрел в пролом, откуда только что вышел.
Придя в сознание несколько минут назад, доктор все еще пребывал в плену травматических воспоминаний, которые запечатлело его сознание.
Где Грегор? Где Николай? Ваби? Саша?
Фрамер почувствовал, как ставшее уже привычным чувство сдавливает грудь, вытесняя из нее воздух.
Подавшись назад, он споткнулся о край пробитого в бетонной стене проема и оказался в мрачном склепе. Под потолком тускло светила единственная лампочка, к которой тянулись брошенные по полу провода. В углу на импровизированном ложе из разбитых контейнеров лежало неподвижное тело в разодранном скафандре. Страшные, уродливые пробоины в броне покрывали бурые пятна свернувшейся крови.
Грудь человека тяжело вздымалась в такт редкому свистящему дыханию.
Поборов страх, Фрамер сделал шаг вперед и склонился над фигурой в скафандре.
Сквозь лопнувшее забрало шлема он увидел землисто-серое лицо Дерека Линкса. Внутри его изувеченного скафандра что-то щелкало и попискивало — это уцелевшие системы жизнеобеспечения и биологического контроля продолжали свою борьбу за его жизнь.
В руке раненого был зажат клочок оберточной пласт-бумаги.
Трясущиеся пальцы Фрамера коснулись его и осторожно высвободили из судорожно сжатых пальцев.
«Дерек, если очнешься, не паникуй. Мы сделали для вас с доком все, что могли. Идем на „Громовержец“. Будем живы — вернемся за вами.
Эйзиз, фон Риттер, Рорих».
Фрамера обдал холодный пот.
Присев на корточки, он прислушался к собственным ощущениям и покосился на плечо, которое отозвалось тупой, ноющей болью. Ему моментально стало плохо — доктор увидел повязку, на которой запеклась кровь.
«Значит, и меня ранило… — подумал он. — Но почему я ничего не помню?»
Покосившись на вздымающуюся и опадающую грудь Линкса, Фрамер понял, что того лучше не трогать.
Несколько минут он сидел в странном оцепенении, пока не прошло липкое, отвратительное чувство страха и связанная с ним слабость. Потом, снедаемый тревогой и неизвестностью, он встал и, цепляясь руками за холодную шероховатую стену, пошел к пролому, за которым притаилась тьма.
Черч, который поскуливал где-то рядом, был единственным признаком того, что тут в этом мраке существует жизнь.