Два дня Хаген прятался в селе, словно нашкодивший щенок, а вечером третьего он приехал в резиденцию.
Джамалудин Кемиров смотрел телевизор у себя, на втором этаже. Новый начальник ОМОНа, Шамиль, сидел на диване, а Джамалудин лежал, поигрывая пультом и положив ноги в чистых черных носках на колени Шамиля, и по телевизору танцевали какие-то девочки и шла реклама мужского одеколона. Джамалудин щелкал каналами.
– Это реклама или порнуха, – в сильном раздражении сказал Джамалудин, – ни одного канала нельзя найти вечером! Мы тут решили пустить два вечерних часа на передачу об исламе, а куда ее, спрашивается, поставить, между сисек, что ли?
Тут Джамалудин снова щелкнул каналом, и попал на рекламу прокладок. Шамиль расхохотался, а Хаген сказал:
– Есть разговор.
Шамиль вышел, а Хаген достал из кармана мобильный телефон и передал его Джамалудину.
– Маленький Алихан обманул нас, – сказал Хаген.
Джамалудин молча проиграл запись, которая была на мобильном.
– Он ни в кого не стреляет, – сказал Джамал, – и здесь нет слов.
– Конечно. Он просто ехал с Мурадом в одной машине и снова уговаривал его сдаться, а Мурад высунул ствол и убил мусорка.
Джамалудин по-прежнему лежал, удобно устроившись на диване. Черная рубашка сбилась вверх на его животе, открывая чистую белую майку, поперек которой торчала темно-бурая рукоять «стечкина». Улыбаясь, он протянул мобильник Хагену, а потом махнул рукой.
– Дай-ка мне побеседовать с парнем.
– Тебе ведь нужен не парень, а его отец? – мягко спросил Джамал. – Посадишь мальчишку в подвал, а потом скажешь Кириллу, чтобы он забыл о Вадике?
– Так он все-таки настучал! – воскликнул Хаген.
Джамал резко встал. Улыбку как смыло с его лица.
– Запомни, Ариец, в этой республике два миллиона человек. А это значит, что в этой республике у меня четыре миллиона ушей, не считая двоих ушей Наби, которые ему отрезали, и двоих твоих ушей, которые не слушают, что им говорят. У тебя голова или подставка для шляпы? Я тебе говорил – отстать от завода, или нет?
– Да при чем тут завод! – закричал Хаген, – этот шайтанчик был на Белой Речке! Он был с Мурадом, когда они стреляли ментов! Кирилл его прикрывает, он с ума сошел на своем чечененке! Какого черта его понесло в Тленкой принимать ислам? Если он хотел принять веру, почему он не мог сказать об этом мне или тебе? Что он забыл в Тленкое? Тамошнему имаму давно пора отрезать язык, да и башку заодно!
Хаген в бешенстве ударил кулаком о кулак и заорал так, что на столе зазвенели чашки:
– Он – стреляет – в мента! После зачистки в Тленкое! Ты хочешь, чтобы он выстрелил в твоих детей?