Не время для славы

Суд истории, единственный для государей, кроме суда небесного, не извиняет и самого счастливого злодейства, ибо от человека зависит только дело, а следствие – от бога.

Н.М. Карамзин. «История государства российского»

Мальчишка умирал.

«Хаттабка», которой он хотел подорваться, взорвалась в его правой руке, оторвав кисть и половину штанов. Он лежал на свежем снегу перевала, навзничь, как опрокинувшаяся на спину черепаха, и время от времени шевелил куском руки. Сначала все думали, что у него есть еще, но он все не взрывался и не взрывался, а только перекатывался и дергал обрывком руки. Клочки мяса болтались на его окровавленной ступне, из клочков торчала белая снежная кость.

Ему крикнули, чтобы он сдавался, и он закричал «сдаюсь». Бойцы не хотели подходить, думали, что он взорвется, но он кое-как отпихнул от себя автомат, и было ясно, что второй «хаттабки» у него нет. К нему подошли, сначала один боец, потом второй, а потом третий наклонился над ним и стал снимать его на мобильный.

Потом подошел еще один, казавшийся очень высоким из-за худобы. Длинные сильные его ноги были затянуты в высокие черные берцы со шнуровкой, и из-за этих высоких ботинок и куртки, увешанной карманчиками с оружием, силуэт его напоминал цаплю. У того, кто подошел, было смуглое неправильное лицо с перебитым носом и черные, с багровой подсветкой, глаза.

Он присел на корточки над обрывками человека и что-то спросил.

Раненый засмеялся. Командир в черных берцах приставил к его голове пистолет и повторил вопрос. Раненый подобрал с земли свой палец, протянул его командиру и сказал:

– Видишь мой палец? Он уже в раю.

Командир не стал нажимать на курок, потому что смысла не было. Раненый умирал. Лицо его было чистым, почти детским, борода у него еще не отросла, и на этом по-девичьи гладком лице застыло выражение дикого, неописуемого блаженства.

Он умер минуты через две. Ногти его левой, целой руки от боли впились глубоко в землю, но на лице было все то же счастливое выражение человека, душа которого улетает зеленой птицей в рай.

Похожий на цаплю встал, отшвырнул носком ботинка искромсанный палец и сказал:

– И помер-то как собака. Пощады просил. Вот еще загоним Булавди, и тишь да благодать будет по всем моим горам.

Движущей пружиной современной трагедии является политика.

Наполеон