— Да, да, устала. Плохо. Спать. Позвони, — она еле шевелит дрожащими губами.
— Ай, будь он проклят, этот босяк, этот красавец. Из-за него ты целый день…
Он берет ее бессильно падающие руки, пахнущие мясом и луком, прикладывает к своим щекам; целует пальцы, глаза.
— Я сейчас… Я сейчас… тебе постель… — Убегает и снова возвращается, стаскивает с нее туфли, легко поднимает и несет в спальню, безучастную, покорную. — Гаранфил, Гаранфил… Я для тебя… Я все для тебя. Ну, открой глаза! Посмотри на меня, Гаранфил!
Она открывает глаза и долго не мигая смотрит на него, так странно смотрит, что он пятится к двери, потом возвращается к окну, чтоб задернуть штору на окне, и замирает, прислушиваясь к глухим, похожим на бред словам.
— Оставь. Хоть луну оставь.
— Какую луну? А? Хорошо, хорошо. Спи. Не думай… Я позвоню твоей матери. Посуду тоже вымою. Хочешь, посижу с тобой? Хочешь? Не дай бог совсем разболеешься. Может, чай тебе… Нет? Хорошо, хорошо…
Он поспешно выходит, чтоб не видеть, не чувствовать на себе странный, нестерпимо чужой взгляд широко открытых глаз. Быстро, бесшумно управился с посудой, вытер мокрый стол и, налив себе крепкого чая, присел на табурет.
Вот и день прошел. Хорошо хоть детей с утра отправили к Бильгеис. Устала Гаранфил, бедняжка. Шутка сказать, с раннего утра до полуночи на ногах. Обычно ей мать помогает по хозяйству. А тут сам избегался и жену замучил. Конечно, от усталости все. Слова какие-то непонятные про луну… Пусть успокоится, уснет. И глаза такие… Как будто не здесь, не дома она, а где-то в другом месте. Раза два так уже было. Ни с того ни с сего слезы. Недавно ночью ей приснилось что-то страшное, как маленькая, дрожала и вот так же смотрела в окно. Потом проходит. Заботы по дому, дети… Нелегко, конечно, четверо сорванцов. А с другой стороны, кто теперь упрекнет его в том, что жена не работает. Новую моду взяли — чтоб все женщины работали. Детей несчастных чуть свет тащат в ясли или детский сад, а мать чтоб на производстве… Нет, все-таки он был прав, что уговорил ее родить четверых. Во всем он, Магеррам, прав оказался. Теперь у Гаранфил полное право сидеть дома, воспитывать детей. Какая уж тут работа… Чтоб каждый босяк вроде этого Биландарлы пялил глаза на его жену? Он, Магеррам, сам добился всего в жизни. Пусть ослепнут глаза завистников, отсохнет язык. У кого самая красивая, умная, кроткая жена? У него, Магеррама. Здоровые, смышленые дети… Дом — всего полно, крепкий — пушкой не пробьешь. Зарабатывает слава аллаху, не оставляет его своими благодеяниями. Среди друзей, знакомых — почет и уважение. А все потому, что семью свою содержит дай бог каждому.