Эдвард почувствовал, что сердце ее застучало спокойнее, и его сердце тоже замедлило ритм. Вскоре они оба мерно дышали в унисон, и сердца их бились как одно. Он закрыл глаза и уснул.
Саймон улыбался – Линетт ворошила волоски у него на груди. Она лежала на боку, закинув ногу ему на бедро в опасной близости от его пениса. Кожа ее была такой шелковистой и гладкой, тела их были так тесно переплетены… Слишком острые ощущения для его детородного органа, который тут же возвестил о своей полной боевой готовности. У Саймона даже заныло в промежности. Если бы сегодняшняя ночь не была бы в ее жизни первой, он бы не задумываясь, овладел ею прямо сейчас. Но Саймон не хотел причинять Линетт боль и поэтому тянул время. Он смотрел на камин, закинув одну руку за голову, другой обнимая ее за голые плечи. Стоило ему опустить глаза и посмотреть на нее, как внутри у него все сжималось. Волосы ее во всем своем великолепии разметались по подушке, по плечам. Кое-какие пряди еще удерживали шпильки, но какие шпильки могут выдержать натиск страсти столь необузданной, как у Линетт?
В неистовстве страсти она была ошеломляюще красива. Линетт была неукротима в проявлениях своего темперамента, не знала она в эти минуты ни стыда, ни удержу.
Из всех женщин, которые перебывали в его постели, пожалуй, одна лишь Линетт видела в нем личность, а не просто доступного в данный момент любовника с достаточным уровнем мастерства и привлекательности.
После встречи с виконтессой Саймон не сомневался в том, что Линетт придется несладко. Ее ждет осуждение не одной лишь матери, но и всего общества, ибо, решившись отдаться мужчине до брака, она попрала основы морали. В кругу Линетт замуж принято выходить девственницей. Всю жизнь ее готовили к роли примерной жены, достойной уважения мужа уже потому, что она сумела сохранить себя для него, и сегодняшней ночью Линетт перечеркнула все, чему ее учили. Неужели она считает, что он, как Париж, «стоит мессы»?
– Почему арестовали твои счета? – спросила она, подняв на него глаза.
– Шантаж и грабеж, – сухо ответил Саймон, поглаживая ее шелковистое плечо. – Я подал в отставку, а они не хотят ее принимать.
– Они что, считают тебя своим рабом?! – В голосе ее звучало возмущение.
– Можно сказать и так, но это явление временное.
– Чего от тебя хотят? Что ты должен для них сделать? – Линетт села, прислонившись к изголовью, и скромно натянула на себя простыню, удерживая ее под мышками. Но стройные ноги ее при этом обнажились. Она поджала их под себя, однако от этого вид их стал не менее соблазнительным. Саймон не отказал себе в удовольствии полюбоваться ее ножками.