– Сегодня вечером я приехал в Париж, увидел оставленную тобой записку, – сказал он, – и прямиком поехал к тебе.
– Ты можешь идти, – сказала Маргарита, обращаясь к служанке.
Взяв мужа под руку, она проводила его в спальню. Закрывая за ними дверь, Маргарита мельком отметила недовольную мину на лице служанки. Сели вечно выглядела недовольной, когда де Гренье и Маргарита оставались наедине. Маргарита объясняла это тем, что Сели служила при ней с тех пор, как Маргарита еще была с Сен-Мартеном. Слуги привязываются к своим хозяевам, и де Гренье она, наверное, так и не смогла полюбить.
– Почему ты здесь, в Париже? – спросил он и, подойдя к камину, протянул руки к огню.
– Мне многое нужно тебе рассказать, – с волнением в голосе ответила Маргарита. – С тех пор как мы виделись в последний раз, очень много всего произошло.
Брак их был, если можно так выразиться, браком заочным, поскольку де Гренье чаще бывал в отъезде, чем дома. И даже когда он находился дома, большую часть времени он проводил у себя в кабинете, работая над стратегией и тактикой дипломатических отношений, существовавших между Францией и Польшей. Но в том, что они так мало времени проводили вместе, была и ее вина. Сердце Маргариты навеки было отдано другому мужчине, и она не стремилась быть к мужу ближе, чем того требовали формальности.
– Может, стоит поехать в наш дом? – предложил де Гренье.
– На переезд уйдут часы, а у нас мало времени. Честно говоря, я думала, что сойду с ума, дожидаясь тебя.
Де Гренье кивнул, снял камзол и остался в одной рубашке и жилете. Он был моложе Сен-Мартена на десять лет, и сейчас находился в самом расцвете лет – отлично сложенный, сильный, с густой темной шевелюрой без намека на седину. Женщины его обожали и льнули к нему, но чаще всего он был слишком занят, чтобы обращать на них внимание.
Де Гренье опустился в кресло-качалку и снял обувь.
– Я весь внимание, мадам.
Маргарита кивнула, сцепила руки за спиной и начала пересказывать мужу события последней недели. Она возбужденно ходила по комнате, но речь ее была вразумительной и внятной. В этой истории была важна каждая деталь, и неверно сказанное слово могло создать у де Гренье превратное представление о том, что случилось.
– И ты веришь этому человеку? Этому Куинну? – спросил де Гренье, когда Маргарита закончила говорить. – Ты видела тело Лизетт собственными глазами, Маргарита. Как эта женщина может быть нашей дочерью?
– Я не знаю. Если честно, я совершенно запуталась.
– Что я должен, по-твоему, сделать? – Он встал и, подойдя к ней, взял ее за руки. Взгляд у него был прямой и ясный, но между бровями пролегла угрюмая складка.