— Но она же, видите — внутренняя. А главные погреба у нас в цитадели. Насчет же средневековья — я лично с удовольствием командовал бы крепостью без безымянных арестантов.
Очередная личность стала во фрунт, застегивая пуговицы.
— Старший пристав Чурмантеев, — объяснил Бередников, — он за арестантом и ходит.
— Куда за ним ходить, арестант же в башне сидит безвылазно?
— Я в смысле — кормит, ну и всякое прочее. Что сам, что посредством нижних чинов.
— Все по елисаветинской инструкции?
— Точно так. Новой-то не было.
Стало ясно. Государь, значит, сходил в крепость, наговорил благих слов, мысль в голове отложил, а письменно распоряжений никаких не отдал. Очень на него похоже. Только запись в ветреной голове Петра, по всему выходит, тоже довольно надежная вещь.
Замок, конечно, скрипел, как и решетчатая дверь.
Внутри было убого, но довольно пристойно. По сравнению со страшными застенками, о которых Баглир был уже наслышан. Просто одиночка. Ужасная вещь, которая иногда губит разум. А иногда пробуждает. Иногда пишутся книги, или постигается сущность мира, или нисходит божественное откровение.
Но — восемь лет в такой каморке?
Все-таки два этажа. Ширма. Окна — одно полуприкрыто каким-то домишком, другое, наверное, свободно. Виа одно время, когда только попала в этот мир, пока ее принимали за необычное животное, жила в клетке, в которой и выпрямиться не могла. И немалое время. Почти полгода. И не говорила вообще ни с кем.
И с ума не сошла. И осталась светлым и веселым существом. Вот только в тюрьму людей сажать не любит. Предпочитает прощать или вешать.
— Ты кто?
Тут Баглиру в который уже раз пришлось объяснять, кто он такой. Сам он с ничуть не меньшим интересом рассматривал второго императора, чем тот — пернатого гостя.
Иоанн Антонович оказался здоровенным детинушкой, хоть сейчас отдавай Фридриху Второму в гренадеры. Это если учесть, что Ломоносова во время его молодых прусских похождений определили всего лишь в гусары. То есть род войск, традиционно комплектуемый сравнительно мелкими людьми.
— Василий Яковлевич! — позвал Баглир адъютанта, — Мы не зря захватили несколько размеров обмундирования. Тащи сюда все самое большое.
Кирасир получился — заглядение.
Рыжую нечесаную копну волос убрали в хвост. Шаровары и куртка подошли, а вот сапоги Иоанну ужасно жали.
— Ничего, — утешил его Баглир, — лучше свобода и мозоли, чем сидеть в башне и без сапог. И заметь — мы едем сразу на бал! Непонятно только, зачем тебе маска. Тебя и так никто не узнает. Разве только по портрету отца.
Иоанн что-то сказал.