— Я испугался, что вы оба помираете, — ухмыльнулся вор. — Бегал от одного к другому и тряс обоих.
— А потом прибежал мой папа и принялся трясти Джека, — улыбнулась Энни.
— Я был просто не в себе, — объяснил Дэвид Мэлчетт. — Когда мне сказали, что моя дочь… — Он замолчал, сжимая кулаки. — Когда мне потом сказали, что она жива, но неизвестные люди утащили ее невесть куда… когда потом кто-то указал мне куда и даже вызвался проводить…
«Этот последний наверняка был из тех услужливых незнакомцев, которые несли носилки и корзинку с лекарствами, вели коня и меня самого, которые проводили нас к гостинице и растворились, словно их и не было. Интересный ты все-таки человек, Джек… вор, говоришь? И какое же место ты занимаешь в воровской иерархии?»
— Ну вот, — подытожила Энни, — а у папы с собой оказался этот бальзам. Он напоил и меня, и тебя, как только сообразил, что Джека нужно не трясти, а благодарить и хвалить.
— Да ладно, что там я, — застенчиво потупился вор. — Вещи подержать всякий дурак может. Вот Эрик… это действительно да…
— Эрик… — повторила Энни и посмотрела.
И Эрику вновь показалось, что он теряет сознание. Когда девушка вдруг поднимает на тебя глаза, а в них такое… такое… Он чувствовал… нет, он не знал, как называется то, что он чувствовал. Он давно подозревал, что в его подготовке имеются серьезные пробелы, но никогда еще не ощущал этого так остро. Желание завернуться в «легенду» вдруг охватило его с невероятной силой. Завернуться, укрыться, спрятаться… эти новые чувства, которые означают непонятно что… они могут быть опасны.
«Это еще хуже твоих сказок, — пробурчал лазутчик у него в голове. — От этого точно свихнешься. И потеряешь боеспособность!»
Это и решило дело. Эрик давно уже не доверял маленькому человечку у себя в голове. Правильно говорил наставник, «они — это очень большая наша часть, а им самим кажется, что они — это и все, что у нас есть».
«Завернуться в „легенду“? — сам себе возразил Эрик. — Делать мне нечего — прятаться. Когда на меня так смотрят. Когда на меня такая девушка так смотрит».
Он тонул в ее лучистых глазах, смотрел и не мог насмотреться. Где-то там, в голове, лазутчик громко вопил об опасности, но его никто не слышал.
«Надо будет научиться играть на лютне, — подумал Эрик. — Нарисовать то, что я чувствую, просто невозможно. Только сыграть».
Громко и решительно откашлялся Джек.
— Что? — очнулся Эрик.
— Ничего, — с ухмылкой ответил вор. — Просто вы уже полчаса друг на друга смотрите и молчите, я начал опасаться, что вам опять плохо.
«Полчаса? Не может быть, чтоб целых полчаса!», Дэвид Мэлчетт улыбался.