Она села за туалетный столик закрыла лицо руками. Как Дикс может быть таким сумасшедшим, таким безумным, что имеет дела с такими людьми? Разве деньги стоили того, чтобы рисковать жизнью или быть изувеченным этими бандитами?
Она взглянула на часы. Был уже час ночи, однако она не чувствовала усталости. Она подошла к окну и выглянула наружу. Перед окном простирался сад, и ей был виден небольшой участок дороги, где она вышла из машины.
Теперь дорога была пуста. Гости и любители потанцевать разошлись по домам. Только ночная тишина и мерцающие уличные фонари составляли компанию ее мыслям.
Спустя некоторое время она разделась, но, даже ложась в постель, она знала, что не заснет. Она могла думать только о Диксе, идущем навстречу опасности, и о родителях, блаженных в своем неведении того, что она должна им поведать.
Потом она впервые задумалась, как же мало она знает о Диксе. Он ей ничего не рассказал о себе, а то, что она знала, было практически невозможно изложить на бумаге. И все-таки, она никогда не сможет солгать своим родителям. Она должна написать правду. Она должна рассказать им самое худшее и умолять их принять это ради нее.
– Дикс! Дикс!
Она услышала, как она шепчет в подушку его имя, и тут вдруг до нее дошло, что она даже не знает его настоящего имени.
Нет, все это было так невозможно! Как она сможет написать отцу и матери о том, что она собирается выйти замуж за человека, не зная даже его имени?
Ей стало интересно, почему же она сама не спросила у него об этом, но догадалась, что в тот момент она была просто одурманена его любовью. Это, по крайней мере, с его стороны было подлинным, без притворства. Он любит ее.
Она чувствовала его любовь по выражению его глаз, по звучанию тех слов, которые произносили его губы; чувствовала ее по нежности его рук и по дикой страсти, с которой он сжимал ее в своих объятиях, в то время как его губы казались огненными, когда прижимались к ее рту и горлу.
– Я люблю тебя! О! Дикс, я люблю тебя!
Она повторяла эти слова вновь и вновь, как будто это придавало ей больше уверенности.
Затем, однако, раздираемая между счастливым состоянием и страхом за него, думая, что не сможет заснуть, она задремала. Сны ей никакие не снились.
Она проснулась от стука в дверь. Какое-то время, полусонная, она не осознавала, что этот стук относится к ней.
Затем, как от какого-то толчка, она проснулась. Было половина девятого. Она увидела свой нетронутый завтрак, который ей принесли и поставили у кровати. Занавески были раздвинуты, а она даже и не проснулась, когда горничная входила в комнату.