Я упорно тёрла камнем о камень до трёх часов ночи, да так и заснула, упёршись спиной в гнилой пенёк.
Когда я проснулась утром, у меня болела шея, не гнулась спина, и затекли все конечности. Порядком стесавшиеся камешки валялись неподалёку, жалкая горка хвороста развалилась, Арктур уныло смотрел на меня и задумчиво пожёвывал то, что некогда являлось предметом одежды. Я встала, отвязала коня, отправив его на поле на вольный выпас, и только после этого подхватила с земли сумку и села на пенёк. Наиболее пригодный для съедения в холодном виде я сочла копчёную сосиску, после которой жутко хотелось пить. Пока я завтракала, Арктур успел уничтожить целую плантацию клевера на опушке. Я неуверенно глянула на свою фляжку: коня тоже надо поить, но как это делается, оставалось загадкой. Плеснув воды в ладонь, я подсунула руку под нос Арктуру. Тот совсем по-человечески скривился, но соизволил выпить и, мало того, в охотку выхлебал всё остальное, благо, я щедро подливала жидкость в пригоршню. Зато теперь конь пришёл в благодушное расположение духа и даже подождал, пока я бегала за седлом.
Сегодня процесс седлания дался мне легче. «Верёвку» отвязывать я не стала, сделав из неё подобие поводьев. Где северо-запад, на который собиралась ехать, я уже, конечно, понимала довольно смутно, поэтому отправила коня наугад: привязи он худо-бедно слушался, вероятно, по привычке. Речка — мой единственный ориентир — убежала в сторону ещё в середине прошлого дня; куда-то вдаль уходило поле, лёгкий ветер колыхал соцветия сочной свежей травы. Погода была идеальной. Конь переступал неспешно, срывая на ходу травинки. Мне взгрустнулось. Очень похожий пейзаж можно увидеть из окошка деревенского домика, где живут мои родители.
…Я ничего им не говорила. Ни полтора месяца назад, когда узнала об этом, ни позже. Зачем вынуждать их на сто двадцать дней страданий? Я привыкла засыпать каждый вечер с мыслью, что могу не проснуться, ни к чему было, чтобы ещё кто-то начинал свой день со схожих раздумий. Впрочем, об этом не знал никто, кроме, пожалуй, руководителя лаборатории…
Я сделала короткий привал днём и остановилась на ночёвку ещё до заката. Тоскливое настроение не прошло; поле всё тянулось и тянулось; по дороге не попалось ни одного источника воды — моя фляжка до сих пор пустовала. Я расположилась на краю маленькой рощицы, собрала горстку веточек в шалашик с необъяснимыми целями и села рядом, уперев в них взгляд, словно в попытках разжечь костёр силой мысли. Я даже не сразу расслышала шуршащие шаги за спиной и опомнилась лишь тогда, когда в поле моего зрения попали белые ажурные полусапожки и две стройные ноги, обутые в них. Нервно вздрогнув, я подняла взгляд: передо мной стояла симпатичная молодая девушка со странным, нечеловеческим выражением ореховых глаз. Впрочем, она приветливо улыбалась, её коротко стриженные огненно-рыжие волосы развевались на ветру, как и едва доходящее до колен тёмно-красное платье свободного покроя.