— Здравствуйте, господа лунатики, — буркнула я себе под нос.
Мужчина, вышедший первым, — видимо, предводитель шайки — скривил губы в недоброй ухмылке.
— Сегодня, в ночь многолунья, провидение послало нам жертву, — певучим голосом прирождённого барда сообщил он. — Заприте её до заката.
В его реплике мне не понравилось сразу два слова, а именно «жертва» и «запереть»… Лунатики угрожающе придвинулись.
— Эй, не подходите! Я буду сопротивляться!
Я неуверенно попятилась, положила ладонь на рукоятку меча, которым мне ещё ни разу не удалось воспользоваться, но меня в мгновение окружила стайка детей, не менее странных, чем остальные жители, и всё же… Я попыталась распихать малышню с наименьшим ущербом для оной и при первых же резких движениях получила полный спектр впечатлений человека, затоптанного в толпе: на ногах повисли неподъёмные гири в виде нескольких мальчишек дошкольного возраста, в одну руку вцепилась девочка лет десяти в длинной ночной рубашке, а по другой какой-то карапуз необычайно ловко залез мне на плечи. Не успела я сообразить, что к чему, как на мой затылок опустилось что-то твёрдое, в глазах потемнело, и сознание вместе с телом заскользило вниз…
Чары зла и морок к утру
Дождевая смоет вода
А пока вокруг ночь
Кто мне сможет помочь…
Наталья Новикова (Тэм Гринхилл)
В подвале — а в том, что я оказалась именно в подвале, не возникало ни малейших сомнений — было темно и грязно. Пока я валялась на полу, к лицу прилипла пыль и всякий мусор, в волосах запуталась паутина. Меня не связали, даже не обезоружили, впрочем, смыться отсюда мне не представлялось возможным: хлипкая на вид дверь и не шелохнулась под моим напором, расположенное под потолком узкое окошко было для меня слишком маленьким, а нескольких десятков лет для рытья подкопа у меня не имелось. До захода солнца оставалось несколько часов; скудный свет, проникавший в подвал, выхватывал из тени какие-то сундуки, ворох ветхого тряпья и высокую бочку. В последней я обнаружила нечто, бывшее некогда продуктом питания для людей, а теперь непригодное даже для крыс… Приложив некоторое усилие в целях подавления тошноты, я возвернула круг бочки на положенное место и перешла к изучению содержимого сундуков, которое, как я надеялась, не могло вызвать нездоровых позывов желудка. Крышка верхнего легко откинулась, внутри лежала всякая кухонная утварь — глиняные миски, деревянные ложки и тому подобные предметы. Ничего из этого меня не заинтересовало, и я варварски скинула открытый сундук на пол. Хрупкие предметы разлетелись вдребезги, остальные раскатились по углам, а поднятый мною шум был слышен, наверно, в космосе. Подождав для верности пару минут, я окончательно убедилась в полной флегматичности местных лунатиков, прочивших меня в жертвы, и продолжила обыск. Сундук, стоящий ниже, был заперт на массивный висячий замок, но изъеденный коррозией металл не выдержал удара чугунной сковородкой и буквально рассыпался в моих руках. Я приподняла тяжёлую крышку и кисло усмехнулась — здесь оказались какие-то книги. Везёт мне на литературное наследие этого мира! Впору библиотеку отрывать… Вытащив один фолиант, я аккуратно заглянула под обложку: дряблые, отсыревшие страницы так и норовили порваться под движениями пальцев. Ладно, почитаем… Многообещающее название книги — «Теория и практика врачевания, или как дожить до ста лет» — вызвало у меня приступ нездорового хохота. Вот как раз в данный момент у меня была прекрасная возможность не дожить до столь почтенного возраста и к медицине это не имело ни малейшего отношения… В начале книги даже имелось содержание, достойное цитирования в КВН. Первая половина оглавления действительно предлагала всевозможные методы лечения болезней, а вторая — способы борьбы с побочными эффектами от их применения… При том, что попытка справиться с элементарной простудой могла вызвать галлюцинации и частичную потерю памяти, я бы не рискнула воспользоваться советами из этой книги. Я уже собиралась найти что-нибудь поинтересней и пролистывала последние страницы, когда из-под обложки выпала сложенная вчетверо бумажка. На одной стороне была нарисована схема какого-то лабиринта, на другой имелся небольшой текст, кажется, на французском. Язык этот я помнила со школы довольно смутно, а слабое освещение не позволяло толком разглядеть малознакомые слова, так что, сложив листик и засунув его в карман, я отложила его изучение на гипотетическое будущее, которого у меня, собственно, могло и не оказаться.