Я — Кейрон, — по словам Дассина, прожил на свете сорок два года, двадцать из которых все еще не помнил. Эта мысль сбивала с толку, одна из тех, которые я сейчас не мог себе позволить. Я на миг зажмурился, опасаясь, что мир может рассыпаться на куски.
Мадьялар вернула меня на землю.
— Вы — больше не тот мальчик, которого я испытывала в течение долгих лет, мой государь.
Я открыл глаза. На лице Наставницы сияла любознательная улыбка.
— Синяки говорят мне, что все тот же. Мадьялар искоса глянула вправо, где Экзегет скрупулезно изучал вид из окна.
— Не сомневаюсь. Детские синяки остаются даже тогда, когда меркнет их цвет. И хотя я бы поостереглась подпитывать и без того завышенное самомнение Дассина, вы, кажется, изменились к лучшему. Благодаря учительскому таланту старого беса или же тому, что он спас вам жизнь, прежде чем вы успели повзрослеть, но воздух вокруг вашего высочества спокоен, в то время как ранее он пребывал в постоянном смятении. Сейчас вы несете большую ношу, чем когда мы встречались с вами прежде, и ваша сила отличается от той, которую вы выказывали в юности. И я вижу седину в ваших волосах, ваше высочество.
— Это случается с годами, — ответил я и, еще не успев договорить, понял, что совершил ошибку.
Напряжение в комнате резко возросло, и дюжина испытующих глаз уставилась на меня.
— Бесспорно, — озадаченно подтвердила Мадьялар. — Но вы должны объяснить, как за несколько месяцев успели произойти столь разительные перемены.
И хотя я не знал ничего о жизни Д'Нателя после двенадцатилетия, Дассин рассказывал, что прошло всего несколько месяцев с того дня, как я — Д'Нате ль, принц двадцати с чем-то лет — был отправлен второй раз на Мост и по нему в мир людей с целью, которой я не помнил. Эти люди видели, как я уходил. Но все подробности о путешествии были запечатлены в потерянном времени одной жизни и похоронены под двадцатью исчезнувшими годами другой. Духи ночи… что же произошло со мной?
Я с трудом выдавил из себя:
— Я тяжко работал над собой и продолжаю этот труд. Без дальнейших слов я двинулся к Экзегету.
«Не позволяй Себя допрашивать. Молчи. Пусть убедятся. Избавься от них» — эти приказы ворвались в мое сознание, как будто я сам их и выдумал.
«Соберись, дурень!» — уже сам себе велел я.
— Наши надежды и добрые пожелания с тобой, государь наш принц, — тихо сказала Мадьялар за моей спиной, — и, конечно, мудрость Вазрина.
Я ответил ей кивком, надеясь, что не обидел ее.
Лишь невероятным усилием воли я смог не отшатнуться, когда меня коснулись ухоженные руки Экзегета. Я знал, что он следил за мной, надеясь уловить хотя бы малейшее проявление слабости, которое бы доказывало его власть надо мной.