– Турки, видишь ли, в последнее время не разрешают туда плавать. Говорят – не спокойно.
– Не разрешают, да, – словно о чем-то само собой разумеющемся отозвался Алексей. И тут же с хитрецой взглянул на собеседника:
– Но ведь это же не значит, что не плавают, а? Наверняка, кто-то нарушает запрет?
– Может, и нарушает, – Микол пожал плечами. – Мне откуда знать?
– Да уж, будто неоткуда? – усмехнувшись, Алексей понизил голос до шепота. – Мы бы неплохо заплатили… Ну – и тебе, за сведения.
– Подумать надо, – заявил Микол уже не так непреклонно. – Хотя, вряд ли сыщется такой владелец барки… Но, если вдруг сыщется, я подошлю мальчишку…
– Договорились! – обрадовано воскликнул Лешка. – Вот тебе пока задаток… Две аспры. Пока две…
– «Беленькие»! – хозяин постоялого двора умело подавил вырвавшуюся наружу алчность. Сделал этакое незаинтересованно-безразличное лицо – типа, мол, не особо-то и нужны мне твои деньги. Но видно было – доволен. Еще бы – за две-то аспры в Константинополе какому-нибудь землекопу или грузчику полдня вкалывать!
После полудня, закончив рыночные дела и отстояв обеденную службу, народ потянулся на луг. В чистом нефритовом небе праздничным прожектором сияло солнце, освещая празднично одетую публику и одухотворенные лица артистов. Собравшиеся бурно обсуждали все, обделанные сегодня дела – кто что купил, кто что продал – хвались друг перед другом покупками.
– Эй, Христо, правду говорят, ты прикупил новое седло за три серебряхи?
– И не за три, а всего за две! Хорошее турецкое седло. В хозяйстве сгодится.
– В хозяйстве все сгодится. А не боишься, ну, как турки на твою усадьбу заглянут? Спросят, откуда такое седло?
– Так скажу, что купил.
– Ага! Купил! У какого-нибудь гайдука или башибузука, да?
– Я бы на твоем месте отнес седло продавцу, Христо!
– Да ну вас всех! Вот, привязались к седлу… Смотрите, вон лучше на балаган! Кажется. Представление начинается.
И в самом деле, начиналось…
Старик Периклос, вальяжный донельзя, в небрежно перекинутом на манер римской тоги плаще небесно-голубого струящегося шелка, подошел к краю помоста и поклонился зрителям. Поклонился с большим достоинством – искусство непростое, и далеко не всем доступное, Лешка, к примеру, так долго так не умел, пока Ксанфия не научила.
– Однажды как-то раз цыган собрался в горы, быть может, половить чужих коней, – выпрямившись, красивым баритоном начал мэтр.
Тот час же на сцене появился цыган – Лешка, загримированный почти под негра, так что не узнала бы и родная мать – и конь, в роли которого на подмостках блистал Аргип. Узнать парня было еще труднее.