Хёгни ничего тогда не ответил, ибо не любил поспешных решений. И людей, склонных такие решения принимать. Но мы часто зимовали в здешнем фиорде. И каждый раз чинили корабли, так что у Гуннара скопилось в сараях немало доброго дуба, ясеня и сосны. Целых бревен и уже расколотых на доски. Хватит с избытком для починки старых лодий и для строительства новой. Может быть, Гуннар даже ждал, что когда-нибудь мы соберёмся строить корабль.
А что касается Кари – все знали, что иногда он любил-таки прихвастнуть, но никогда не говорил о себе неправды. И если он обещал, это значило, что весной мы поднимем четыре паруса вместо трёх.
Когда Хёгни велел поставить стены и накрыть крышей новый науст – корабельный сарай, я сказал:
– Готово жилище
для дерева моря.
Равнина тюленей
путника примет…
Торгрим, подававший мне охапку корья для крыши, внимательно посмотрел на меня:
– Стало быть, ты к тому же и скальд, конунгов сын.
Я ответил:
– Это верно, но я пока редко складываю хорошие песни.
Торгрим лишь кивнул и ничего не добавил. Но мне показалось, что он, и без того нелюдимый, помрачнел ещё больше. Так, словно моя короткая виса растравила в нём медленно тлевшую боль. Меня очень тянуло сказать ему ещё другие свои песни и послушать, что он о них думал, я почему-то сразу решил, что он должен был понимать в них толк. Но что-то остановило меня, и я промолчал.
Корабль!
Есть ли что краше боевого корабля, летящего под полосатым парусом по вздыбленным непогодой волнам! Сорок молодых гребцов одновременно кладут руки на его вёсла. И ещё столько ждут своей очереди, готовые сменить уставших. Щерится на носу злобная клыкастая пасть, и прочь бегут все недобрые духи, освобождая дорогу… И даже морская великанша Ран сворачивает свою сеть, в которой после бурь остаются утонувшие в бездне… Если она отыщет поживу, это случится не здесь.
Двадцать с лишним шагов можно будет пройти по палубе моего корабля от форштевня до рулевого весла. И только пять – от борта до борта. Стремительный, он будет похож на иглу в руках женщины, вышивающей цветными нитками по тёмному полотнищу моря. Воистину так шьёт норна, вещая Богиня судьбы. А нити, это жизни людей, которые её старшая сестра выпряла на своей прялке. И будущее служило ей куделью, пока она пряла.
Норны обрезают цветные нити острыми ножницами, когда какую придётся…
Старому Хёгни по-прежнему не нравился Торгрим. А ещё больше не нравилось, что нас часто видели вместе.
– По-моему, не ты приблизил его, а скорее он позволяет тебе, сыну конунга, быть около себя! – проворчал однажды мой воспитатель. – А если он сбежавший раб вроде Тунни из Уппсалы? Ты об этом подумал?