– Если я правильно понял, тебе, наверное, привиделось, что будто ты кабан, что трется о дикую свинью во время течки, уж так ты елозил.
– Извини.
Обескураженная подобным сравнением и, не зная, что еще сказать, Бронуин встала и пошла в лесную чащу, надеясь, что прохладный ветерок остудит пылающие щеки. «Как будто я преднамеренно к нему прижалась!» – негодовала девушка.
– Какого черта ты идешь в лес?
– За хворостом! – крикнула она через плечо.
– Зачем нам хворост? Мы съедим остатки кролика и отправимся в дорогу. Нам предстоит проехать много миль, и хотелось бы иметь крышу над головой сегодня вечером.
– Тогда езжай вперед, я догоню!
– А что, если еще какой-нибудь разбойник придет искать своих приятелей?
– Скорее всего, он окажется обходительнее тебя! – огрызнулась Бронуин, замедляя шаг при напоминании о ворах.
Утро было таким теплым и приветливым, что она почти забыла о волнениях минувшей ночи. Бронуин не стала задерживаться в лесу и поскорее вернулась к догоравшему костру.
Пока лошади поедали свои утренние порции овса, она торопливо проглотила кусочек холодного кролика и запила глотком молока. К тому времени, как Бронуин свернула одеяло и оседлала Макшейна, ее спутник, уже затоптав костер, восседал на своем скакуне, который нетерпеливо бил землю копытом.
Чем ближе они подъезжали к Лондону, тем ровнее становилась местность, и они за день преодолели, куда большее расстояние, чем накануне. К полудню из-за облаков выглянуло солнце и растопило тонкий слой снега, превратив дорогу в жидкое грязное месиво, в котором застревали повозки и кареты. За вознаграждение Вольф подряжался помогать вытаскивать их из грязи, что задерживало путешественников, зато, как довольно отметил наемник, в карманах у них каждый раз становилось на несколько монет больше. Вольф сдержал слово, и, когда наступил вечер, они остановились в придорожном трактире и провели ночь в амбаре.
Чтобы избежать повторения утреннего недоразумения, Бронуин пристроила свой мешок между собой и Вольфом и порадовалась охапке сена, на которой можно было хорошо выспаться. Вместе с ними в амбаре ночевала труппа бродячих комедиантов и какой-то пастор. Он удалился на покой первым, а комедианты угомонились позже – после того как собрали с местных завсегдатаев немного денег за свои песни и танцы. Шумные люди, актеры по своему обыкновению большую часть выручки истратили на эль, чтобы утолить обуявшую их после выступления жажду, и, наконец, утихомирившись, расположились в углу – и мужчины, и женщины – где и заснули.
К концу третьего дня, проведенного в седле, Бронуин уставала уже не так сильно. Наверно, она стала привыкать к ритму, задаваемому Вольфом, размышляла девушка, приводя в порядок лошадей, что вошло в ее обязанности. Кстати, Вольф выполнил обещание научить ее обращаться с кинжалом. Бронуин с нетерпением ждала этих уроков не потому, что жаждала убить Ульрика Кентского, как предполагал брат Дамьен, а из дерзкого упрямства.