Но Бондарев крикнул: – Полундра!
Гаси эту контру, братва!
Загоним в карельскую тундру
Его за такие слова.
Затем ли у стен Сталинграда
Кормил я окопную вошь,
Чтоб слушать позорного гада,
Нам в спину вогнавшего нож?!
Тут, свесясь по пояс с галерки,
Вмешался какой-то томич:
– Пора бы дать слово Егорке,
Откройся народу, Кузьмич.
Свои разногласья с Борисом
До нас доведи, не таясь,
Коль прав он – так снова повысим,
А нет – сотворим ему шмазь.
– Секретов от вас не имею, -
Степенно ответил Егор, -
Сейчас объясню, как умею,
В чем наш заключается спор.
Таиться от вас мне негоже,
Коль речь тут на принцип пошла,
Мы были в стратегии схожи,
Но тактика нас развела.
Борис – экстремист по натуре,
С тенденцией в левый уклон,
Троцкистской наслушавшись дури,
Он делу наносит урон.
И пусть за красивую фразу
Сыскал он в народе почет,
Но нашу партийную мазу
Бориска в упор не сечет.
Родную Свердловскую область,
В которой родился и рос,
На хлеб посадил и на воблу,
А пива, подлец, не завез.
Да хрен с ним, товарищи, с пивом,
Не в пиве, товарищи, суть,
Пошел он вразрез с коллективом,
А это не кошке чихнуть.
Теперь, когда все вам известно,
Пора бы итог подвести,
Нам с Ельциным в партии тесно,
Один из нас должен уйти.
При этом не хлопая дверью,
Тут дело не в громких хлопках,
Я требую вотум доверья,
Судьба моя в ваших руках.
И маком расцвел кумачевым
Взметнувший мандаты актив:
– С Егором навек! С Лигачевым!
А Ельцина мы супротив.
Я в том не присутствовал зале,
Не дремлет Девятый отдел,
Но эту картину едва ли
Забудет, кто в зале сидел.
Цепляясь руками за стены,
Белей, чем мелованный лист,
Сошел с политической сцены
Освистанный хором солист.
Про Петра (опыт синтетической биографии)
Люблю Чайковского Петра!
Он был заядлый композитор,
Великий звуков инквизитор,
Певец народного добра.
Он пол-России прошагал,
Был бурлаком и окулистом,
Дружил с Плехановым и Листом,
Ему позировал Шагал.
Он всей душой любил народ,
Презрев чины, ранжиры, ранги,
Он в сакли, чумы и яранги
Входил – простой, как кислород.
Входил, садился за рояль
И, нажимая на педали,
В такие уносился дали,
Какие нам постичь едва ль.
Но, точно зная, что почем,
Он не считал себя поэтом
И потому писал дуплетом
С Модестом, также Ильичом.
Когда ж пришла его пора,
Что в жизни происходит часто,
Осенним вечером ненастным
Недосчитались мы Петра.
Похоронили над Днепром
Его под звуки канонады,
И пионерские отряды
Давали клятву над Петром.
Прощай, Чайковский, наш отец!
Тебя вовек мы не забудем.
Спокойно спи
На радость людям,
Нелегкой музыки творец.