Грин впервые как следует посмотрел в ее серьезные, будто припорошенные пеплом глаза и увидел, что по цвету Игла похожа на него – серая, холодная. Подумал: тебя-то отчего высушило? Или с рождения такая?
Сказал вслух:
– В огонь и воду не нужно. Во всяком случае не сейчас. После скажу. Сейчас новую квартиру. Не получится с телефоном – ладно. Только чтобы со вторым выходом. В семь вечера там же. А с Рахметом, если появится, очень осторожно. Буду проверять.
Появилась мысль, где денег добыть. Без стрельбы.
Имело смысл попробовать.
У ворот Лобастовской мануфактуры Грин отпустил извозчика. Привычно подождал минуту – не выедут ли из-за угла еще одни сани, с филером – и лишь убедившись, что слежки нет, свернул на заводскую территорию.
Пока шел к главной конторе мимо цехов, мимо заснеженных клумб, мимо нарядной церкви, с интересом осматривался.
Капитально ведет дело Лобастов. И на лучших американских фабриках не часто такой порядок увидишь.
Встречавшиеся по дороге работники шагали деловито, как-то не по-русски, и ни одной опухшей с похмелья физиономии Грин не заметил, хоть был понедельник и утро. Рассказывали, что у Лобастова за пьяный запах сразу расчет в зубы и за ворота. Зато жалованье вдвое выше других мануфактур, бесплатная казенная квартира и чуть ли не двухнедельный отпуск с половинным окладом.
Про отпуск, вероятно, были выдумки, но что рабочий день на предприятиях Тимофея Григорьевича всего девять с половиной часов, а в субботу восемь, это Грин знал наверняка.
Если б все капиталисты были как Лобастов, незачем стало бы и пожар зажигать – такая неожиданная мысль пришла в голову стальному человеку, когда он увидел крепкий кирпичный дом с вывеской “Заводская больница”. Глупая мысль, потому что на всю Россию Лобастов имелся только один.
В приемной заводской конторы Грин написал короткую записочку и попросил передать хозяину. Лобастов принял посетителя сразу.
– Здравствуйте, господин Грин.
Невысокий, плотно сбитый мужчина с простым, мужицким лицом, к которому совсем не шла холеная бородка клинышком, вышел из-за широкого письменного стола, крепко стиснул гостю руку.
– Чему обязан? – спросил он, пытливо щуря живые, темные глаза. – Уж верно что-нибудь чрезвычайное? Часом не в связи со вчерашним казусом на Литейном?
Грин знал, что Тимофей Григорьевич имеет своих людишек в самых неожиданных местах, но все равно удивился такой редкостной осведомленности.
Спросил:
– Неужто и в Департаменте прикармливаете? – И тут же поморщился, как бы снимая неуместный вопрос.
Все равно не ответит. Основательный человек, сочного охряного цвета, который бывает от большой внутренней силы и крепкой уверенности в себе.