Любовница смерти (Акунин) - страница 43

Красавчик приподнял цилиндр (причем обнаружилось, что седые у него только виски, а прочая куафюра еще вполне черна), но представляться не стал, а осведомился:

– Вы – знакомая господина Сипяги?

Коломбина не удостоила графа Монте-Кристо не то что ответом, но даже взором. Вернулось взволнованное, торжественное настроение, не располагавшее к праздным разговорам.

Тогда настырный брюнет, понизив голос, спросил:

– Вы, верно, из «Любовников Смерти»?

– С чего вы взяли? – вздрогнула она и тут уж на него взглянула – с испугом.

– Ну как же. – Он уперся тростью в пол и принялся загибать пальцы затянутой в серую перчатку руки. – Вошли без звонка или стука. Стало быть, пришли к з-знакомому. Это раз. Видите здесь посторонних, но о хозяине не спрашиваете. Стало быть, уже знаете о его печальной участи. Это два. Что не помешало вам прийти сюда в экстравагантном платье и с легкомысленными цветами. Это три. У кого самоубийство может считаться поводом для поздравлений? Разве что у «Любовников Смерти». Это четыре.

В разговор вмешался азиат, изъяснявшийся по-русски довольно бойко, но с чудовищным акцентом.

– Не торько у рюбовников, – живо возразил он. – Когда брагородные самураи княдзя Асано поручири от сегуна разресение дерать харакири, все тодзе их поздравряри.

– Маса, историю про сорок семь верных вассалов мы обсудим как-нибудь после, – оборвал коротышку Монте-Кристо. – А сейчас, как видишь, я беседую с дамой.

– Может быть, вы и беседуете с дамой, – отрезала Коломбина. – Да только дама с вами не беседует.

«Сиятельство» обескураженно развело руками, а она повернула в дверь, что вела направо.

Там находились две комнатки – проходная, где из мебели имелся только дешевенький письменный стол со стулом, и спальня. В глаза бросился шведский диван, из новомодных, с раскрывающимся брюхом, однако весь облезлый и кривой. Верх не сходился с низом, и казалось, что диван ощерился темной пастью.

Коломбине вспомнилась строчка из последнего стихотворения Аваддона, и она пробормотала:

– «Клыками клацает кровать».

– Что это? – раздался сзади голос Монте-Кристо. – Стихи?

Не оборачиваясь, она вполголоса прочла все четверостишье:

Недоброй ночью, нервной ночью
Клыками клацает кровать
И выгибает выю волчью,
И страшно спать

В изгибе диванной спинки и в самом деле было что-то волчье.

Стекло дрогнуло (как и накануне вечером, было ветрено), Коломбина зябко поежилась и произнесла заключительные строки стихотворения:

…Но в доме Зверь, снаружи ветер
Стучит в стекло.
А будет так: снаружи ветер.
Урчит насытившийся Зверь,
Но только нет меня на свете.