Так рассуждал дипломат мистер Хауэрд, присвоивший себе право быть ее светским ментором. Он всюду хвалил Грейс, и все удивлялись, как двадцатилетняя женщина, выросшая в захолустном церковном приходе, так мало погрешает против правил и условностей и в то же время столь интересна и обаятельна.
И в Нортамберленде успех леди Перивейл был так же бесспорен. Старые приятели сэра Гектора – охотники и любители рыбной ловли – пришли от нее в восторг, а сам сэр Гектор был на седьмом небе от счастья, которое ему принесла семейная жизнь. Только в одной радости им было отказано. И Грейс, и ее муж жаждали иметь ребенка, на него эти две любящие натуры могли бы перенести избыток чувств, но детей у них не было.
А ребенок мог бы стать для нее утешением в то тяжкое время, когда, после трех дней и ночей страшной тревоги, Грейс Перивейл овдовела, чувствуя себя среди всей роскоши более одинокой, чем другие женщины в подобный печальный час.
Так начался третий период в жизни леди Перивейл. Следующие три года она провела если не в совершенном одиночестве, то в абсолютном забвении светских удовольствий. Именно в эти годы траура преданная Сью стала ей очень необходима. В первый год вдовства Грейс уговорила Сью отправиться с ней путешествовать, хотя это угрожало потерей жизненно необходимых для мисс Родни связей. Но Грейс настояла на том, чтобы платить подруге жалованье, в возмещение убытков, а когда они вернулись в Лондон, то сочла своим долгом найти ей новых учеников. Когда отпадал Западный Кенсингтон и Бэлем, леди Перивейл находила желающих в Мэйфэре и на Белгравиа. Ее окружала толпа молодых приятельниц-девушек, и она могла повелеть им брать уроки у своей любимой подруги. В некоторых случаях она сама и платила за уроки, так как ее молодые друзья часто сидели без гроша в кармане, но Сью о том ничего не знала. Однако позднее она, очевидно, стала об этом догадываться и после одной зимы, проведенной в Италии, мисс Родни не захотела больше путешествовать.
– Я трудовая пчела, Грейс, а ты хочешь сделать из меня трутня, – объясняла она.
– Это невозможно, Сью, – отвечала Грейс, – но я очень хочу, чтобы ты иногда была беспечна, как мотылек.
Будучи с подругой в Италии, она и набрела на виллу у Порто-Маурицио. Грейс сразу влюбилась в местоположение. Хотя вилла находилась недалеко от проезжей дороги на Геную, но все же стояла в стороне, и здесь сохранился чисто итальянский колорит. Здесь не было швейцарско-немецких гостиниц и английских туристов. Вилла совсем обветшала и была неказиста, но к ней в придачу шел значительный кусок земли с оливковыми и лимонными рощами, очень старыми шелковичными деревьями, по низу увитыми гирляндами дикого винограда. Здесь были заросли гвоздики и море одичавших роз.