По голосу Варя не могла понять, кто говорит там, за дверью, но это явно была какая-то девушка из их бригады.
— Ладно, я пошла, Лен, давай. Спасибо за поддержку.
Снова хлопнула дверь, Варя выбралась из кабинки, и тут зазвонил ее телефон.
— Ты готова к встрече с прекрасным? — поинтересовался Богдан.
— Ты о себе?
— Нет! — расхохотался Богдан. — О продюсере, Сергее Цейтлине. Мы с ним завтра обедаем, присоединяйся. Встреча тебя ни к чему не обязывает.
— Э-ээ… Ну, давай, — согласилась Варя. — Спасибо, ты такой заботливый.
— Когда-нибудь и ты мне пригодишься, — пообещал он.
* * *
Маша рассказывала Никите о своей семье. О просторной даче в Аксиньине, о теплой террасе, о плетеных креслах-качалках, о запахе пирогов, о черной глубокой реке, о плакучих ивах, о черноплодке, из которой бабушка делала настойки…
— Конечно, папа был не очень известным актером по сравнению там с Роланом Быковым или Андреем Мироновым, но его знали, его любила Галина Брежнева — как актера, а потом вдруг все это растворилось, и мне даже казалось, что мне все это приснилось, — жаловалась Маша. — Я не скучаю по тем временам, меня скорее удивляет, как странно устроена жизнь.
— Ну, и как же ты умудрилась стать экономистом? — полюбопытствовал Никита.
Они сидели в тихом загородном ресторане на берегу реки. Никита заехал за ней после работы и почти насильно увез ужинать — Маша требовала душ, другую одежду, но он заявил, что она выглядит прекрасно.
— От злости. — Маша пожала плечами. — Когда мне было четырнадцать, мама снова с кем-то развелась, и я дико злилась, что она не работает, а все ждет, когда кто-нибудь решит, что смысл его жизни — сделать ее счастливой. И мне почему-то казалось, что если я стану экономистом, то уж точно не пропаду. Вообще-то так оно и есть, но…
— Что «но»?
— Но я чувствую, что это не мое. Понимаешь, я промахнулась. Сделала страшную ошибку. Я читаю газеты, еженедельники и думаю: ну почему не я? Я бы так хотела стать во главе какого-нибудь серьезного издания, делать что-то полезное, интересное и вообще быть одной из тех, кто совершает что-то для истории, а не просто принимает участие в демографическом процессе. Понимаешь?
Никита странно на нее посмотрел, но ничего не сказал.
Официант принес горячее, Маша принялась за судак в сложном икорном соусе, но перехватила взгляд Никиты и чуть не подавилась. Его взгляд был тяжелый и злой. Маша и сама не поняла, чего испугалась, — тем более что в следующее мгновение он смотрел на нее с нежностью и вниманием. Но на долю секунды у нее пересохло в горле и хотелось бежать, громко крича: «Помогите!», размахивая руками, — подальше, очень далеко, лишь бы не испытывать жуткую, беспочвенную, одуряющую панику.