— Значит, ей пора меняться, если хочет общаться с людьми, — отрезала Лиза. — Мне надоело играть в эти игры.
— Вот как. — Варя внимательно посмотрела на приятельницу.
— Да, Варь, люди меняются, — завелась Лиза. — Время от времени чувствуешь, что ты из чего-то выросла. В детстве — из штанов, а когда взрослеешь — из рамок, из отношений, из предубеждений.
— То есть. Маша стала для тебя мала? — все так же спокойно поинтересовалась Варя.
— Варя, ну не о том, не о том ты говоришь! — вспыхнула Лиза. — Машка хорошая, ты же знаешь — я ее люблю, как сестру, у меня вообще ближе вас никого нет, но…
— Но ты говоришь о ней снисходительно, — строго заметила Варя. — А так нельзя.
— Хорошо, больше не буду, — покорилась Лиза, но затаила раздражение на всех, у кого в глазу бревно.
Она еще не знала, что за бревно в глазу у Вари, но была уверена, что оно есть. Лиза немного предвосхитила события, но в конечном счете оказалась права.
* * *
— У тебя бассейн? — Маша смотрела на него так, словно Никита признался, что держит в саду уссурийского тигра.
Бассейн всегда был ее мечтой. Не надувной и не крошечный, как в бане, а настоящий бассейн, чтобы в нем можно было плавать и зимой, и летом.
— И воду можно подогреть?
— Можно, — усмехнулся Никита. — Хочешь посмотреть?
Маша понимала, что к мужчине, насчет которого строишь большие планы, ехать на первом же свидании домой «смотреть бассейн» — не самое разумное дело. Но…
«Вдруг он подлец, и я его больше никогда не увижу? — подумала она. — И так и не выясню, каково это — бассейн в саду?»
— Очень хочу посмотреть. — Маша затрясла головой.
— Тем более здесь недалеко, — добавил Никита, отдавая кредитку официанту.
Спустя минут двадцать они свернули на дорогу, с обеих сторон которой тянулись заборы. Некоторое время петляли по улицам, пока не добрались до кованой ограды, за которой виднелись сосны, ели, дубы, березы и дом. Ворота открылись, они проехали по аллее и остановились у входа в дом. Эта внушительная постройка из серого камня казалась пародией на английские замки, но, присмотревшись, Маша поняла, что дом действительно старый и строили его явно не в прошлом веке.
— Уникальный дом, — сообщил Никита. — Ему двести лет. Уцелел чудом. Вообще-то от него мало что осталось, но я его восстановил. Знаешь, потратил такое количество денег, что самому неловко вспоминать, сколько все это стоило.
— А зачем тебе это надо?
— Ну… — Он задумался. — Я люблю жить там, где уже кто-то жил.
Маша вздохнула. Она так рьяно уверяла друзей, что новый хороший дом в пригороде лучше старого отсыревшего дома в центре, что почти сама в это поверила. Но от воспоминаний об их с мамочкой квартире на Петровском бульваре щемило сердце. Стены там, казалось, дышали историей, и даже по совершенно новому асфальту каблуки цокали как-то особенно, а машины неслись со звуком, напоминающим стук пролетки. Гуляя по Сретенке, Маша кожей чувствовала, что здесь когда-то на санях мчался пьяненький Есенин, на Чистых Прудах ей виделся спешащий Маяковский, а на Тверской, у памятника Пушкину, она представляла себе встречу с друзьями-поэтами интеллигентного Валентина Катаева…