Эоган О'Салливан (Коростелева) - страница 2



   Во всё время недолгой жизни Эогана О'Салливана в стране действовали крепкие законы, называемые в народе na Péindlíthe[1]. По ним выходило, что, если ты католик, то, попав в суд или другое приличное место, ты не мог там не только громко чего-либо требовать, но даже тихо просить. Права католиков ограничивались одним: правом быть повешенным на свободном в данный момент суку. Таким образом, ирландцы, которые в силу злой прихоти судьбы и врождённого упорства сплошь католики, были гвоздём в пятке многострадальной Британии. Католик не мог занимать никакую государственную должность, ни, само собой, заседать в Парламенте, раздражая всех вокруг своим католическим видом. Католик не имел права заключать торговые сделки, - это англичане позаботились о его душе на случай, если к нему пристанет дьявол со своим обкусанным пергаментом на предмет контракта. Католик не мог быть учителем, было запрещено преподавание и устройство частных школ на дому; почти всё, что делал в своей жизни Эоган О'Салливан, было безусловно запрещено. Наконец, католик не имел права хранить оружие и держать лошадей, потенциально пригодных для строевой службы, ибо для чего ирландцу оружие, ясно как день. Древние ирландские кланы, освобождённые от излишних хлопот и обширных земель, расселились там и сям по лачужкам, отчего и вышло, что Эоган, предки которого правили не одним королевством, порой не имел запасной пары приличных штанов. Католическая служба была запрещена, поэтому священника приглашали на дом, и служба велась в обстановке глубокой конспирации, что уже само по себе завлекательно. Единственная вещь, которую католик мог сделать честно и открыто, - это завербоваться в британскую армию, где ему особенно долго в зубы не смотрели, а платили пару гиней и вносили в список его неудобоваримую ирландскую фамилию, чертыхаясь и покряхтывая. Именно это и проделал однажды Эоган О'Салливан: он прибежал бегом в казармы портового города Корка и быстренько завербовался раньше, чем сам успел понять, куда, так как за ним гнался с ружьём, обещая вышибить ему мозги, разъярённый отец его ученицы, которой Эоган пару месяцев перед тем преподавал древнегреческий, и результаты этого не замедлили сказаться; но, как бы там ни было, в руках у преследователя было ружьё, а голова Эогана была единственным его достоянием. На другое же утро Эоган в составе какого-то полка отплыл в Америку, где шла война за независимость, то есть ирландские подразделения, сформированные во Франции, дрались против ирландских же частей, навербованных англичанами. Ирландцы, как известно, всегда дерутся друг с другом, так как им нельзя подобрать достойного противника. Рыжий Эоган улизнул оттуда так скоро, как только смог, ибо был воплощением легкомыслия и не чувствовал личной ответственности за целостность Британской империи.