- Кэтлин, - простонал Эоган, и небо посветлело над ним, и вроде даже выглянуло солнце, чего в Финнтра не случалось два месяца с начала весны. И налетел ветер с юга, и зацвели вишни, и птичка-королёк принялась строить себе гнездо среди поросших мхом камней в вересковых полях.
* * *
Эоган не менялся. Когда ему случалось бывать нежнейшим отцом семейства, Катлина тихонечко наслаждалась им в этой роли. Когда он сутками не различал, где день, где ночь, и закатывался с собутыльниками в Килларни на какие-нибудь петушиные бега, Катлина радостно думала, как повезло, что она не жена ему. Двумя неделями спустя она выглядывала невзначай в окно, обнаруживала там Эогана - без плаща и без перчаток, с непокрытой головой, как поётся в балладе, - изнывающего, по-видимому, от любви, но подзабывшего, с какой стороны вход в дом, глазом не моргнув, принимала его покаяние, не вдаваясь в подробности грехов, и бывала награждена стихами, где говорилось о безумной любви к Ирландии. Эта Ирландия, встреченная Эоганом где-то с похмелья, - то на берегу Шаннона, то над рекой Сурь, - обладала неизменно длинными золотыми волосами, совершенно определённым изгибом бровей и ещё кое-какими формами, о которых нет нужды упоминать. Она походила на Катлину, как две капли воды. И кстати подлетевший Купидон пронзал Эогана своей стрелою немедля или немного погодя, но каждый раз - в самую середину груди. Эоган кланялся до земли, сжимая в руке свою треуголку или то, что тем счастливым утром оказывалось у него на голове, и пускался в расспросы относительно родословной встреченной им девы, как будто бы её происхождение от всех богов и воинов древности, вместе взятых, могло бы удержать его от более близкого знакомства. Пленённый и очарованный, Эоган наспех обещал Ирландии скорое освобождение и конец её недоли, намёками предрекал восстановление династии Стюартов, в лучших традициях ашлинга поминал сияющие корабли, которые придут из-за моря, но как-то уже вскользь, а тем временем рука его так и тянулась куда не следует. Должно быть, ни с одним из её поэтов у Ирландии не было столько хлопот, сколько с ним.
Катлина неспешно размышляла, сказать ли Эогану о том, что скоро на свете станет одним потомком ирландских королей больше, и следует ли ему вообще знать об этом, и она то собиралась сказать, то передумывала, и длилось это до тех пор, пока как-то утром Эоган не выхватил у неё из-под рук корзину с мокрым бельём, примолвив: "Оставь, оставь, куда тебе, с таким-то животом!" Тогда Катлина перестала колебаться, сказать или не сказать, и стала столь же неторопливо размышлять, надо ли выходить за Эогана замуж или как-нибудь обойдётся. Ибо кто смог бы выйти замуж за Эогана, зная его абсолютно? Пусть он страстно любит жену, но ведь совершенно ясно, что попадись ему на другой день после свадьбы какая-нибудь девчонка с хорошенькими ножками, он мигом всё бросит, побежит за ней выпучив глаза и прижмёт её тут же, за углом, на глазах у всего города.