— Спешимся? — спросил Фолькон, однако Оггле Свонк предостерег его:
— Коли в городе чума, так надобно избегать мест, подобных этому, где собирается столь много народу!
— Однако ж именно здесь я вынужден буду с вами расстаться, — неожиданно сказал Фронг. — Благодарю вас, молодой хире, за помощь. Коли во мне будет нужда — и коли я, разумеется, буду об ту пору жив, — спросите меня здесь, в этой харчевне.
— Что ж, прощайте, — отозвался Фолькон, — и дай вам бог удачи!
Привязав лошадь к коновязи, предводитель разбойников исчез в дверях вертепа, празднующего пир во время чумы, а юноша и Оггле Свонк поехали дальше, пока не добрались без дополнительных приключений до Фиолетового Дома.
В этой части столицы жизнь хотя бы немного напоминала прежние дни. Работали магазины и лавки, пусть и не все; иногда по улице проезжали повозки, ходили люди — правда, с превеликой осторожностью, избегая любой близости, будто и речи не могло быть о том, чтобы коснуться другого человека.
Оставив Оггле Свонка смотреть за лошадью и прикрытыми плащом пленными карликами, Мальтус Фолькон проследовал в присутствие, объявив гарду при входе свой значок. На лестницах и в коридорах Фиолетового Дома было куда как менее людно противу обыкновенного. Встреченные юношей чиновники в удивлении раскланивались, ибо пребывали в уверенности, что Фолькон безвестно сгинул. Не тратя времени на пустые разговоры, юноша устремился в приемную своего отца, Себастиена Фолькона. Вопреки обыкновению, за столом не было секретаря Фриска и светильники оказались потушены; но из приоткрытой двери кабинета грейскомиссара пробивался колеблющийся свет — очевидно, горел камин.
— Отец! — воскликнул юноша, распахивая двери и входя.
В кабинете было темно, тяжелые портьеры плотно закрывали окна. Грейскомиссар сидел в кресле подле камина, в задумчивости вороша уголья кочергой. Он вскочил, кочерга со звоном покатилась по плиткам пола.
— Мальтус! Сын мой, ты жив?!
— Отец, позволь мне обнять тебя! — пылко вскричал юноша и тотчас заключил отца в объятия.
— Но как? Как ты спасся? Что случилось с тобою?! — принялся расспрашивать грейскомиссар, несколько успокоившись и усадив сына к камину. Юноше пришлось рассказать историю плавания на Брос-де-Эльде, включая бегство и кораблекрушение, постигшее лодку.
— Но где же хире Бофранк? Где хире Дивор? — спросил молодой Фолькон, едва окончив повествование.
— После того как злокозненный упырь был изловлен и, благодарение господу, казнен, с субкомиссаром Бофранком я более не встречался, — сухо отвечал Себастиен Фолькон. — Как мне сообщили, хире Бофранк стал допускать престранные поступки и высказывания; однако ж не буду основываться на домыслах, ибо сам я его давно не видел и не могу наверное сказать, где он и что с ним. Что до упомянутого тобою хире Дивора, я и подавно не ведаю, где он может обретаться, да и ранее-то знал о нем куда как мало. Но хватит расспросов и рассказов! Поспеши домой, передохни, переоденься с дороги!