Я не могла выздороветь. Думаю, что тут мало помогла бы и современная медицина – у меня были переломаны все кости, повреждены жизненные центры. Но я все не умирала. Я находилась в сознании. Что я чувствовала… Впрочем, это лишнее. Самым разумным было прекратить мои мучения, но вокруг были глубоко религиозные люди, и убить меня из милосердия было бы противно их вере. Убивать можно было только врагов. Они бы даже помешали мне убить себя, если б у меня достало на это сил. Однако сил не было.
Между тем, война продолжалась. Лагерь снимался с места. Брать меня с собой было нельзя. Наши решили перевезти меня в соседнюю деревню. Меня погрузили на телегу, под голову сунули котомку с моими вещами. среди которых лежала и Хроника – обстоятельство немаловажное для дальнейшего. Я почему-то хорошо запомнила эту дорогу. Был ноябрь, дул ледяной ветер, в колдобинах стояла вода…
А вот название деревни я забыла. Хотя его и не стоило запоминать, все деревни были похожи друг на друга своим убожеством, а тогдашнюю нищету теперь невозможно даже представить. Меня перенесли в дом, хозяевам заплатили деньги, собранные на круг. Это был самый большой дом в деревне, не постоялый двор, но до некоторой степени исполнявший его функции. Как раз в тот день туда забрели два странника. Да, их было двое. Это все, что отложилось в памяти. Наши уехали. Сколько я там пробыла? Не помню. От постоянной боли я отупела и потеряла представление о времени. Кажется, меня переворачивали, меняли повязки… Нужно было позвать священника, но хозяева боялись. Среди приходских священников многие сочувствовали мятежникам, но были и такие, что с охотой помогали властям.
Это было ночью? Да, ночью. А может быть, и нет. Я не могла переносить света, он резал глаза, и я закрывала их. Голоса рядом со мной. Слух мой за время болезни стал тоньше, и эти голоса казались необычайно громкими. Слов я не понимала. Язык ли был мне незнаком или я уже не улавливала смысла? Неважно. Что я еще помню? Прикосновение ледяных пальцев к моему лбу. Ноющая боль в руке. И сон…
Наутро меня нашли бездыханной. «Слава Богу», – сказал хозяин дома. С погребением возникли трудности, так как я умерла без покаяния, и вообще была из лагеря мятежников, но два странника, остановившиеся в доме, подрядились похоронить меня где-нибудь при дороге, как поступали с неведомыми убитыми. Книгу, которую хозяева боялись еще больше прежних моих соратников, должны были положить со мной в могилу. Очнулась я в медицинской рубке звездолета…
– Какого звездолета? – тихо и вкрадчиво спросил Барнав.