– Религиозный символ, – не согласился с ней Эльдон. – Я думал, мы с тобой едины во взглядах на теорию Дарвина. Помню твое восхищение! Неужели ты опять поддалась обаянию этого всезнайки Хилла?
– Все, что я пытаюсь сделать, – сказала Изабель, – это выразить больше, чем предполагает обычная трактовка персонажа.
– Тогда почему именно Мадонна?
– Я вижу ее как простую женщину накануне того, как ей будет предназначено стать матерью Спасителя. Трудовую женщину.
– Трудовую?
– Обыкновенную, – ответила Изабель, уже раскаиваясь, что затеяла с ним этот разговор, обнаружив самые сокровенные свои мысли, которые лучше было бы держать при себе.
Эльдон скрестил руки на груди, словно защищался.
– А что ты вообще знаешь о простых людях, Изабель? – спросил он насмешливо.
– Я знаю Энни Фелан.
– И с какой же стороны?
– Как свою… – тут Изабель хотела сказать «модель», но вместо этого сказала: – Как свою горничную.
Скрытая, но уже очевидная для него подоплека – зарождающиеся особые отношения хозяйки и ее горничной – покоробила Эльдона. Он искренне верил в теорию Дарвина, которого считал своим близким другом и даже называл его по имени – Чарлз. Верил в постепенное, медленное превращение амебы и медузы в человекообразную обезьяну и далее в прямоходящее существо. И при всем при этом ничто не мешало ему верить, что Энни могла бы быть прекрасной Мадонной. В идее божьей воли, возникновения всего из ничего для него было что-то непреодолимо привлекательное. Вспышка Света – и Ева выскакивает из ребра Адама. Взмах руки – и море расступается надвое, открывая широкий проход. Насколько это проще и эффектнее, чем длинные, нудные научные объяснения! Ты только верь – и все невозможное становится возможным. Живая женщина превращается в глыбу соли, люди возносятся на небо, как птицы.
– Тебе не нужно моего одобрения, Изабель, – сказал он. – Ты ведь все равно поступаешь по-своему.
Взгляд Изабель заметался по стенам, потолку, обстановке.
– Эльдон, – ответила она, – я пришла не за твоим одобрением.
– Тогда в чем же дело? – спросил он. Мысль об Энни в образе Мадонны вызвала у него прилив ревности. В качестве члена его экспедиции она была ему гораздо ближе. Изабель не права во всем, что касалось ее горничной: кто она есть и кем бы она могла быть.
– Так в чем же дело? – повторил он с раздражением.
– Ни в чем, – ответила Изабель и отвернулась. – И нам не о чем разговаривать.
Отныне Энни непрерывно думала о своей семье. Их история теперь виделась ей в другом ракурсе; бесконечные волны ее размышлений словно вынесли их на берег памяти из океана забвения.