Тени в переулке (Хруцкий) - страница 143

Анджей Козура действительно был человеком оттуда. Западную Белоруссию присоединили к Советской Белоруссии только 20 сентября 1939 года, а до этого она считалась задворками Европы.

Задворки задворками, но некий нездешний лоск у Андрюхи был. Весной и летом в проходном дворе звучали томные польские танго, и все привыкли к этому, считая голос аккордеона некой данностью.

Но в мае 47-го Андрюху Поляка как-то утром нашли под аркой проходного двора с кинжалом под лопаткой. Его закололи именно немецким кинжалом с эсэсовскими рунами на рукоятке. Хотя тогда такие кинжалы, кортики, штыки-ножи были практически у каждого московского пацана.

Местные блатняки, начиная от Леши Колуна, авторитетного вора, державшего Тишинку, и кончая огольцами, мелкой шпаной, к Андрюхе относились почтительно. Как сказал мне живший в нашем дворе карманник Миша Бегунок, Андрюху Поляка заделали за старые дела.

– Какие? – удивился я.

– Это не наша печаль. Он у себя в Белоруссии в большом авторитете был.

Перестал играть аккордеон во дворе, и стал он скучным, как наша жизнь.

Когда звучали в нем прекрасные мелодии, даже облупленные стены деревянных домов с покосившимися окнами казались декорацией к какому-то фильму из неведомой жизни, которые мы так любили смотреть в кинотеатре «Смена».

Кто и за что убил Андрюху Поляка, я так и не узнал. Среди пацанов ходило много легенд, где велосипедный мастер из Пинска становился чуть ли не главным немецким шпионом.

Что поделаешь, война кончилась всего два года назад.


* * *

А через тринадцать лет, в начале апреля, я ехал в поезде «Барановичи – Пинск». Я уже достаточно пошлялся по стране и видел всякое, но никак не мог представить, что в самом центре страны сохранилась многокилометровая узкоколейная дорога.

Еще в Барановичах я с удивлением увидел, что состав потянет пузатый паровоз, смахивающий на поставленный на колеса самовар. Вагоны были облупленные, на некоторых из-под остатков краски ясно проглядывали фрагменты белого польского орла.

Что говорить, хоть и задворки, но Европа.

Собрав необходимый материал для очерка о секретаре комсомольской организации, я, конечно, зашел в милицию. Там с сыщиками из угрозыска мы выпили, поговорили за жизнь, и я услышал много интересных историй, связанных с оккупацией.

Вечер мы заканчивали в заведении, которое, как мне сказали, раньше именовалось «Бристоль», а ныне просто – ресторан. На сцене появился оркестр. И аккордеонист заиграл щемящие польские танго моего детства.

– Послушайте, ребята, а у нас во время войны инвалид из Пинска играл во дворе эти мелодии.