В доме Шелгрина обитали не только неодушевленные объекты. В нем также жили мажордом и кухарка (бывшие мужем и женой), шофер и горничная. В будние дни миссис Финч, секретарь сенатора, носилась туда-сюда по поручениям. Часто его навещал Бертон Талбот, советник в финансовых вопросах, а зачастую и деловой партнер. По выходным Шелгрин обычно принимал гостей. Он не любил бывать один, потому что, когда он оставался один, у него было слишком много времени, чтобы думать. В моменты одиночества некоторые вопросы, о которых ему приходилось думать, были настолько ужасающими, что вполне могли бы свести его с ума.
Зазвонил телефон.
Шелгрин бросился к письменному столу и снял трубку.
— Алло?
— Сенатор?
Это был Петерсон.
— Продолжайте, — сказал Шелгрин.
— Как поживаете?
— Нормально.
— Сегодня хорошая ночка.
— Мерзкая.
— Собирается дождь. Я люблю дождь.
Шелгрин ничего не сказал.
— Достаточно? — спросил Петерсон.
Шелгрин колебался.
— Ну так как? — спросил Петерсон.
Шелгрин изучал стоявшее на письменном столе рядом с аппаратом электронное устройство В-409, подающее сигналы в случае, если телефон прослушивается.
— Нормально. Все в порядке. Нас никто не подслушивает, — наконец произнес он.
— Хорошо. Мы получили донесение.
Шелгрин ясно услышал, как стучит его сердце.
— Где я могу вас видеть?
— Мы давно не пользовались супермаркетом Сейфуэй. Давайте там.
— Когда?
— В ближайшие полчаса.
— Я буду там.
— Конечно, будете, дорогой Том, — самодовольно произнес Петерсон. — Конечно, будете.
— Что вы хотите этим сказать?
— Зачем же так? — спросил Петерсон, притворяясь непонимающим резкого тона сенатора. — Я только хочу сказать, что знаю, что вы ни за что на свете не пропустите это свидание.
— Вы думаете, что держите меня на привязи, — сказал Шелгрин. — Вы считаете меня собакой на поводке, и вам нравится дергать его.
— Дорогой Том, вы слишком чувствительны. Я никогда не говорил ничего подобного. И никогда не скажу.
— Но помните, что вы будете там сегодня только по одной причине — вам приказали доставить это донесение мне. Вот почему вы бываете там первого числа каждого месяца, — гневно произнес сенатор. — Не вы решаете, что делать. Вы также на привязи.
— Полегче на поворотах. Полегче.
— Я не нуждаюсь в вашем покровительстве.
— Беспокоюсь о вашем сердце, дорогой Том.
— Вы не сохраните вашу жизнь дольше, чем я свою, — сказал Шелгрин. — Фактически, даже меньше.
— Милый, милый Том, — произнес с издевкой Петерсон. Он захихикал и повесил трубку.
Руки сенатора дрожали. Какое-то время он слушал гудки в трубке, чтобы, все еще наблюдая за контрольным устройством, убедиться, что их не подслушивали, затем, наконец, положил трубку. На черной пластмассе трубки блестел пот от его ладони.