— А, — произнес Петерсон с напускным драматизмом, — наконец-то нам удалось снять маски, которые мы носили так долго. Не правда ли, это освежает.
— Да, — сказал Шелгрин, хотя подумал, что мог бы и не говорить всего этого.
Петерсон произнес:
— Это будет освежать до тех пор, пока вы будете продолжать действовать в нужном нам направлении, несмотря на перемену в ваших взглядах.
— У меня есть выбор?
— Пожалуй, нет.
Сенатор с подозрением отнесся к этой новоявленной откровенности. В дни своей юности он любил рисковать, но с возрастом, когда скопил состояние, он стал осторожнее в выборе привычек и образа действия. Этот внезапный поворот событий растревожил его. Ему хотелось знать, есть ли в запасе у толстяка другие сюрпризы.
Дождь барабанил по крыше автомобиля. Шины шипели и свистели на мокром покрытии дороги.
— Не желаете ли посмотреть другие фотографии? — спросил Петерсон.
Шелгрин включил фонарик и взял из рук толстяка пачку снимков.
Через некоторое время сенатор спросил:
— Что будет с Лизой?
— А мы и не ожидали, что вам приглянется идея отослать ее домой, — сказал Петерсон, — поэтому у нас есть еще один план. Мы передадим ее доктору Ротенхаузену, и...
— Однорукому кудеснику?
— ...он опять полечит ее в клинике.
— Меня от него в дрожь бросает.
— Ротенхаузен сотрет всю ее память как Джоанны Ранд и даст ей новую личность. Когда он с ней закончит, мы снабдим ее всеми нужными бумагами и устроим в новой жизни в Западной Германии.
— Почему в Западной Германии?
— А почему бы и нет? Мы знаем, что вы будете настаивать на капиталистической стране с так называемыми "свободами", которые вы так лелеете.
— Я подумал, может... она смогла бы вернуться обратно?
— Обратно сюда? — недоверчиво спросил Петерсон.
— Да.
— Невозможно.
— Я не имею в виду Иллинойс или Вашингтон.
— В Штатах нет достаточно безопасного места.
— Несомненно, после всех этих лет, если бы мы изменили ей личность и поселили бы где-нибудь в Юте, или Колорадо, или, может быть, где-нибудь в Вайоминге...
— Слишком рискованно, — сказал Петерсон.
— И вы даже не будете рассматривать этот вариант?
— Правильно. Я не буду. Эта заморочка с Алексом Хантером должна дать вам ясно понять, почему я просто не могу рассматривать его, дорогой Том. Я не могу устоять, чтобы не напомнить вам, что ваша дочь могла бы быть все это время здесь, в Штатах, а не в Японии. Она могла бы вернуться сюда, после того как личность Джоанны Ранд прочно устоялась в ней, если бы только вы согласились на пластическую операцию.
Шелгрин процедил сквозь сжатые зубы:
— Я не желаю об этом говорить.