Единственным светом в комнате был только тот, что шел из гостиной через открытую дверь. Бледный, как лунный свет, он падал на кровать широкой полосой. Обнаженная, она лежала в этом потустороннем сиянии, слишком красивая, чтобы быть настоящей. Неземная.
Алекс быстро сбросил свою пижаму, вытянулся рядом с ней и обнял ее. Мгновение кроватные пружины хранили гробовое молчание, затем сквозь тени пронесся снова легкий шорох мольбы.
Они целовались и ласкали друг друга.
Какое-то время он слышал ее сильное сердцебиение, а может быть, это было его собственное сердце.
Он благоговейно покрывал ее поцелуями. Отпрянув от нее, он снова и снова принимался целовать ее уши и горло, ее обнаженные плечи, тонкие руки и пальцы. Он целовал ее желанные груди и нежно облизывал ее соски, ставшие такими твердыми, набухшими и немного солоноватыми. Он целовал ее упругий втянутый живот, целовал ее бедра, и колени, и каждый палец на ногах. Он раздвинул ее длинные ноги и стал покрывать поцелуями внутренние части ее бедер, и колени, и, наконец, он поцеловал ее влажный клитор, ее нежные складки, снова и снова он целовал ее центр, скрытый ими.
Она положила руки на эту почтительную голову и запустила пальцы в его волосы, безмолвно побуждая его продолжать, выгибая спину и приподнимаясь навстречу ему.
Алекс жаждал ее. Она была такой чудесно теплой. Такой свежей. Такой трепещущей. О, это желанное тело. Эта самая желанная женщина. Нежная... такая нежная... как танцующие бабочки. Он жаждал ее, но не с похотью. С кристально чистым желанием он страстно стремился обладать ею и принадлежать ей, узнать ее, насколько это было возможно, и выдержать ее испытующий взгляд, доверять и знать, что тебе доверяют, нежно любить и быть любимым.
Прерываемое негромкими возбужденными стонами, ее дыхание участилось и стало неровным.
— О, Алекс!
Он целовал и целовал.
Поскуливая от удовольствия, Джоанна снова и снова повторяла его имя и вдруг вскрикнула, не выдержав любящего удара его языка.
Когда она приподнялась над кроватью, он просунул под нее руки и сжал ее ягодицы, придвинул ее к себе, непреклонно настаивая на тайном поцелуе. Она задрожала в преддверии, но он упорно сопротивлялся. Она билась и металась и, наконец, со вздохом облегчения откинулась на спину.
Его рот продолжал жадно двигаться вверх через треугольник жестких волос, через живот, на минуту или две задержался на грудях, затем продолжил свой путь наверх. Добравшись до горла, он произнес ее имя.
Она улыбнулась. Улыбающаяся Мадонна.
Он поцеловал ее в губы, которые были чувственно влажные и расслабленные.