Ее глаза томно блестели, а волосы в призрачном свете казались серебристыми.
Она пробралась между его ног и взяла его в руки.
— Хочет немного попрыгать. Да он ведь нетерпеливый зверь?
Алекс рассмеялся.
— Не зверь.
— О, нет. Настоящий зверь.
— Не в твоих руках.
— А что же в моих руках?
— Всего лишь щенок, страстно желающий порыться в тебе.
Джоанна тоже засмеялась.
— Нет, зверь.
— Ну, как скажешь.
— Но я приручу его.
— Так уж ему суждено, — произнес Алекс.
— Всегда быть ручным.
— Да.
— Бедняжка.
— Счастливчик.
— Ему нравится быть ручным.
— Он любит быть ручным. Неоднократно.
Алекс навис над ней, опираясь на руки, и она ввела его.
— Сейчас, — произнесла Джоанна. — Милый Алекс. Милый, милый, милый, Алекс. Сейчас...
Он закрыл глаза, потому что боялся, что ее вид слишком ускорит весь процесс. Но с закрытыми глазами он представлял, как его член двигался внутри ее, как если бы он был таинственной рыбой, скользящей сквозь теплое, темное, студенистое море.
Он наполнил ее и эмоционально, и сексуально. Никогда она не чувствовала себя такой ожившей. Она взрывалась. Она закидывала на него ноги и представляла существо о двух спинах, и едва сдерживала крик.
* * *
Он хотел удерживаться до тех пор, пока ее собственное неистовство не стало так велико, как и его собственное, пока он не мог уже больше терпеть. Но на этот раз он обнаружил, что сдерживать себя почти невозможно. Он почувствовал, что это не просто две столовые ложки спермы, хотевшей вырваться из него. Это было нечто большее, много большее. Стремительный поток сдерживаемых страхов, ужасных воспоминаний и годы вырвутся из него вместе со спермой. Он очистится первый раз в жизни. Это не было просто половым актом. Это было омоложением, более того — перерождением, чем-то вроде реинкарнации.
Любовь существовала.
Любовь была реальностью.
И он обрел ее.
Он долго искал свою новую душу, которая теперь была в нем.
* * *
Ее руки быстро путешествовали по нему, пробуя напряжение мышц его рук, плеч, спины.
Он вонзался в нее с одинаковой силой и нежностью, и она почувствовала себя растворившейся в нем.
— Я люблю тебя, Джоанна.
Она едва ли могла слышать его. Он произнес эти слова тихо, как будто боялся, что она услышит их.
— Я люблю тебя, дорогой, — произнесла она.
— Я и подразумеваю это. Я могу сказать именно то, что подразумеваю.
— Я тоже, — сказала она.
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя.
— Люблю тебя, люблю тебя.
Она сжала его в объятиях, прижалась к нему, и в экстазе заплакала от счастья, не веря, что закончила, когда уже почувствовала, что он начал слабеть в ней.
Закончив, он обрушился ей на грудь. Но они совсем не спали. Они оборачивали время вокруг себя, как будто эти ночные часы были светящейся нитью, а они безумно крутящимися веретенами.