Теперь Алекс держал ее руку в своих, наполняя теплом замерзшие пальцы.
— Вы кому-нибудь еще рассказывали об этом сне?
— Только Марико... и вот теперь вам.
— Я имею в виду доктора.
— Психиатра?
— Знаете, это могло бы помочь.
— Он попытался бы освободить меня от этого сна, ища причину его, — ответила напряженно Джоанна.
— И что же в этом плохого?
— Я не хочу знать эту причину.
— Если это поможет выздоровлению...
— Я не хочу знать.
— Ладно. Но почему нет?
— Это убьет меня.
— Как? — спросил Алекс.
— Я не могу объяснить... но я чувствую это.
— Это нелогично, Джоанна.
Она не ответила.
— Хорошо, — сказал Алекс. — Забудьте о психиатре. Что вы сами полагаете может быть причиной этого кошмара?
— Ни малейшего предположения.
— Вы, должно быть, многое передумали за эти годы, — сказал он.
— Да, немало, — уныло ответила Джоанна.
— И? Ни одной идеи?
— Алекс, я устала. И еще растеряна. Можно, мы больше не будем говорить об этом?
— Ладно.
Она по-птичьи склонила голову на бок:
— Вы действительно так легко отступитесь?
— Какое право я имею спрашивать?
Джоанна слабо улыбнулась. С тех пор как они присели на скамейку, это была ее первая улыбка и давалась она ей нелегко.
— Разве неумолимый и любопытный частный детектив не должен усилить напор в такой момент, как сейчас?
Несмотря на то, что вопрос Джоанны прозвучал с юмором, Алекс почувствовал страх, что подошел слишком близко к ее тайне. Он ответил:
— Здесь я не как частный детектив и не допрашиваю вас. Я всего лишь друг, который предоставит вам плечо, если захотите поплакаться на нем. — Говоря так, он почувствовал укол совести, потому что в действительности он вел расследование: он звонил в Чикаго и заказал дело Шелгрин.
— Может, пойдем на улицу и возьмем такси? — спросила Джоанна. — Сегодня я не обещаю вам больше достопримечательностей.
— Конечно.
Алекс встал, помог ей подняться. Она оперлась на его руку, когда они пересекали дворцовый сад по направлению к Кара-мон — украшенным внутренним воротам.
Над их головами, в угрюмом небе, пронзительно крича, кружились две большие птицы, опускаясь и снова взмывая ввысь.
Алекс, желающий продолжить разговор, но уступающий ее молчанию, был удивлен, когда она внезапно снова начала говорить о кошмаре. Очевидно, какая-то частичка ее души хотела, чтобы он настойчиво расспрашивал ее, это стало бы для нее предлогом рассказать ему больше.
— Очень долгое время, — рассказывала Джоанна на ходу, — я считала, что это был символический сон в лучших традициях Фрейда. Я думала, что механическая рука и шприц для подкожных инъекций были не тем, чем казались, а представляли другие явления. Я пришла к выводу, что этот кошмар был символическим отражением реального события, и это событие было настолько травматическим, что я не могла постигнуть его без иносказаний, даже во сне. Но... — Она запнулась, на нескольких последних словах ее голос задрожал и стал слабнуть.